– Прошу, – слегка склонил тот голову, пропуская Гордеева.
Но Юрий спокойно вынул из его руки записку и сунул в свой карман.
– Должен же я знать, кто меня пригласил, – усмехнулся он.
Они прошли через весь битком набитый зал, где стонал оркестр в старом танго и несколько пар топтались возле эстрады, к двери, закрытой зелеными бархатными занавесками, словно перенесенными сюда из времен развитого социализма.
С двух сторон неширокого коридора располагались кабинеты. У одного из них официант остановился и постучал.
– Войдите!
За обильно заставленным столом сидело с десяток человек, в основном молодых. Но двое были явно старшими здесь. Один из них тотчас встал и, обойдя стол, протянул обе руки.
– Мокшанцев. Рад, что вы приняли мое приглашение. Позвольте представить вам моего хорошего знакомого, о котором вы, Юрий Петрович, уже, вероятно, наслышаны. Но только весьма, полагаю, односторонне. – Он улыбнулся. – Журавлев, коммерсант.
– Ну да, теперь это так называется, – тоже улыбнулся в ответ Гордеев и кивнул Журавлеву, но тот на кивок не ответил, а только остро посмотрел на Юрия и сощурился, выдавая лишь этим свой интерес. – У вас, я смотрю, большая компания... – Юрий достал из кармана записку и посмотрел в нее. – Герман Давидович. Так какой же может быть обмен мнениями? Или я чего-то не понял? – Он показал записку адвокату, но не отдал ее.
– Нет, никаких противоречий. Мы обязательно обменяемся... А Василий Иванович и его... коллеги, они тоже хотели познакомиться с вами поближе, так сказать, если у вас нет возражений. Вы ведь еще не ужинали? Садитесь, – он дружески отодвинул стул, – кладите закуски, сейчас подадут горячую рыбку. Что желаете пить? Коньячку? Водочки?
– Да? И чем же я всех так заинтересовал?
Садясь, Юрий оглядел по очереди всех молодых людей, братков из ближнего к пахану круга, как он понимал, среди которых заметил и того, что появлялся сегодня в кафе. Отдельно кивнул тому, но парень не отреагировал, точнее, он с каменным лицом отвернулся, чем выдал свое нежелание признаваться в знакомстве. Да, пожалуй, гордиться ему было нечем.
Эту «игру» заметил Журавлев – достаточно пожилой уже мужчина с крупными залысинами, седыми висками и резкими чертами лица, напомнивший Гордееву одного известного артиста, игравшего в фильмах обычно волевых и жестких людей, часто с уголовным прошлым. Василий Иванович, как представил его адвокат Мокшанцев в качестве «хорошего своего знакомого», с неожиданным интересом посмотрел на парня, потом на Юрия и хмыкнул. Скорее всего, подумал Гордеев, парень не доложил хозяину, как слегка «опустил» его в разговоре адвокат, а опытный Жура это усек.
– Так чего вам налить? – не отставал адвокат.
– Благодарю, но я пока не хотел бы спиртного. Разве что пива. Но оно, – Юрий снова уставился на того парня, – здесь, в городе, по-моему, отвратное. Не хочу обижать хозяев, но для ценителя в нем слишком много солода. И с выдержкой не все в порядке. – Он покачал перед сморщенным носом ладонью, сложенной горстью. – А вот вечный «старопрамен», если он тут имеется? Ну или «варштайнер» – на худой конец. Другие сорта не употребляю.
– Я согласен с вами, – поспешил Мокшанцев и кивнул одному из молодых людей. Тот встал и вышел за дверь.
– Вы можете начинать, Герман Давидович, – с улыбкой заметил Гордеев, взяв вилку и разглядывая закуску – что себе выбрать. – Я умею делать несколько дел сразу. Кстати, Василий Иванович, вы не в курсе, с той девушкой из секретариата суда ничего опасного не приключилась? Говорят, упала, расшиблась немного, бедняжка, каблучок сломала. Иван Данилович сегодня так сетовал! Как она?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что Журавлев даже растерялся, это стало заметно по тому, как он напрягся, как закаменели его резкие скулы. А Гордеев смотрел на него в упор, не отводя взгляда и чуть улыбаясь.
– Вам-то какой с этого интерес? – хрипловатым, словно прокуренным голосом, произнес Журавлев, хмуро глядя на московского адвоката. – Это наши дела, мелкие, местного значения. Ну упала, посторонним-то какое дело?
– Мне было бы очень неприятно, если бы с ней случилась беда. Лично мне, понимаете? Я вообще не люблю, когда в мужские дела впутывают женщин.
– Это у кого как получается, – хмыкнул Журавлев. – Кто любит, кто не любит... Дело индивидуальное.
– Я с вами абсолютно согласен, индивидуальное. Именно поэтому, когда серьезные люди собираются для того, чтобы понять друг друга или не понять, что тоже бывает важно, они выставляют предварительные определенные условия. Судя по вашему приглашению, я должен думать, что мое условие, уже высказанное мной сегодня вон тому молодому человеку, было принято, не так ли? Или я ошибаюсь?
– Простите, вы о каких условиях говорите, Юрий Петрович? – быстренько вмешался Мокшанцев, полагая, что разговор, еще даже, по сути, не начавшись, уже приобретает ненужный оборот.
– Василий Иванович знает, если... Если ему доложили. Ну а нет, я и сам могу объяснить, повторить уже сказанное, чтобы вас не вводить в невольное заблуждение.
– Ну не будем торопиться с объяснениями, давайте сначала все-таки поужинаем. Сейчас вам пива принесут. А на сытый желудок оно как-то... вы меня понимаете? – радушно улыбался Мокшанцев.
– Я бы хотел услышать ответ от Василия Ивановича.
– Да ладно, не о чем говорить... Что с ней? – Журавлев оглядел своих братков. – Жива-здорова? – Кто- то кивнул, кто-то пожал плечами. – Ну и пусть себе живет. Сняли вопрос.
– Значит, я могу позвонить и спросить у нее, все ли в порядке? – не отставал Юрий, хотя сменил тон на благожелательный – обострять отношения пока смыла не было.
– Завтра звони, – буркнул Журавлев.
– Ну что ж, – сказал Юрий, поднимаясь, – завтра и поговорим. Всего доброго, господа.
– Стойте! Куда вы? – Мокшанцев вскочил и кинулся к Гордееву. – Ну так же нельзя!
– А что, издеваться над женщиной можно? – с удивлением спросил Гордеев.
– Да бросьте вы! Какие там издевательства! И вообще, о чем мы говорим? Серьезное, важное дело, а тут какие-то девицы...
– Не какие-то, а нормальные, живые люди, Герман Давидович, о которых, кстати говоря, мы нередко с вами забываем, когда ведем процессы разных уровней. А в данном случае я должен иметь твердые гарантии.
– Да есть они уже у вас, любые гарантии, да, Василий Иванович? – Мокшанцев, сделав свирепые глаза, посмотрел на Журавлева.
«О, какие дела! – сообразил Гордеев. – А главный-то здесь, оказывается, адвокат, если позволяет себе подобные демарши, а вовсе не Жура, как я подумал сначала. И наш разговор нужен именно Мокшанцеву. Тогда для чего же пахан в застолье со своей братвой? Для устрашения, что ли? Или для морального давления, если „базар“, как они говорят, пойдет в ненужном направлении?»
– Ничего с ней не будет, – бросил Журавлев и, словно потеряв интерес к дальнейшему разговору, стал ковырять вилкой заливной язык. Он искоса посмотрел на того парня, что был в кафе, и что-то негромко сказал ему. Парень кивнул, встал и вышел.
– Смотрите, – многозначительно сказал Гордеев, – чем бы ни закончился наш сегодняшний разговор, вы дали слово. А я это запомнил.
Журавлев пожал плечами, словно ему было все равно.
Принесли десяток бутылок чешского «старопрамена». Официант откупорил одну и налил Гордееву в бокал. Поднялась шапка пены.
– Вот это – другой разговор, – удовлетворенно отметил Юрий и стал пить.
– А как поживает милейший Генрих Афанасьевич? – вдруг спросил Мокшанцев. – Мы, помнится, пересекались с ним в некоторых делах, случалось, да... – поделился он словно бы своим ностальгическим воспоминанием.
– Благодарю, чувствует себя превосходно. Я бы даже сказал, непобедимо, – вежливо ответил Юрий. – А
