Алик ухмыльнулся и деловито сообщил:
– Мне. Я – его личный администратор.
– Трепло ты, а не администратор, – сурово осадил его Боровский. Потом отклеился от стены и сказал, обращаясь к девушке: – Пошли!
И двинулся к танцевальной площадке, где уже топтались, тиская друг друга в объятиях, несколько пар. Боковым зрением Генрих увидел, какими недобрыми взглядами провожают его поселковые парни. По всей вероятности, рыжая девчонка считалась у них местной красавицей. Эта мысль, наряду с шевельнувшейся тревогой, принесла Боровскому определенное удовольствие.
Дойдя до самого центра зала, Генрих обернулся и крепко обхватил девушку за талию.
– Ой, – тихо сказала она и улыбнулась. – А ты сильный.
Рыжая положила Генриху руки на плечи, и они стали танцевать.
– Ты из военной части, да? – спросила рыжая, стараясь заглянуть Боровскому в глаза.
Генрих сурово кивнул:
– Да.
– А как тебя зовут?
– Генрих.
Рыжая хихикнула.
– Это имя или кличка? – весело спросила она.
– Имя, – ответил Боровский.
– Ох ты! Ты что, немец?
– Скорей еврей.
– Еврей? – Девушка недоверчиво оглядела красивое лицо Боровского. – А вроде непохож. Мой папа говорит, что у евреев лица птичьи.
– Все правильно, птичьи, – подтвердил Генрих. Поднял брови и насмешливо спросил: – А разве я не похож на орла?
Рыжая засмеялась:
– Похож! Очень похож! А я – Марина. Красивое имя, правда?
– Правда.
– Знаешь, что оно означает?
– Морская, – сказал Генрих.
Марина радостно кивнула:
– Точно! Сразу видно, что ты умный. Не то что наши ребята. Увиваются за мной стаями, и с виду все приличные. А как всмотришься повнимательней – так все дураки.
Рыжая презрительно наморщила конопатый носик.
«Значит, и правда местная красавица», – подумал Боровский и покосился на группу местных парней, стоявших у стены. Они о чем-то тихо перешептывались, поглядывая на него и Марину и скаля зубы.
Боровскому вдруг захотелось позлить их еще больше. Он наклонился к самому ушку девушки и стал шептать ей всякую смешную чушь, почти не акцентируясь на том, что говорит. Говорил он задорно и весело, и Марина хихикала. Ей явно доставляло удовольствие танцевать с «городским» парнем, таким умным, таким вежливым и таким красивым.
– Ну, старик, ты даешь! – сказал Алик. – Урвал самую красивую девчонку в поселке! Ты видел, как на тебя местные шнифтами зыркали?
– Угу.
– Намылят они тебе шею, как пить дать.
Боровский скривил губы и презрительно сказал:
– Сами умоются.
Алик посмотрел на него одобрительно.
– Слова не мальчика, но мужчины, – кивнул он. Затем хлопнул Боровского ладонью по плечу и с энтузиазмом добавил: – Не боись, старик. Если что – в обиду не дадим.
– Уж надеюсь, – усмехнулся Генрих.
Она подошла незаметно, так, что даже Риневич не успел ее заметить. Подошла и сказала:
– Генрих, можно тебя на минуточку?
Услышав свое имя, Боровский вздрогнул от неожиданности и обернулся. Рыжая Марина стояла перед ним с робкой улыбкой на полуоткрытых пухлых губах.
– Что? – переспросил он.
– Мне нужно сказать тебе пару слов, – сказала Марина. – Ты не против?
Риневич легонько подтолкнул Боровского к Марине.
– Чего встал, Ромео? Топай давай, девушка ведь просит.
– Иди за мной, только не сразу, а через полминуты. Встретимся возле туалета, – сказала Марина, повернулась и направилась к выходу из зала.
Боровский выждал положенное время и тоже пошел к выходу. Он прошел мимо суровых местных парней, проводивших его холодными, ненавидящими взглядами, нарочно чуть замедлив шаг, затем двинулся дальше.
В холле стоял полумрак. Боровский прошел по полупустому коридору и подошел к двери туалета.
– Генрих, – окликнул его негромкий голос.
Боровский обернулся. Марина выдвинулась из ниши. Лицо ее смутно белело в темноте.
– Иди сюда! – прошептала девушка.
Боровский шагнул к ней. Она схватила его за руку и быстро повлекла за собой. Они прошли по какому-то узкому темному коридорчику и остановились возле деревянной двери с прибитой к ней блестящей табличкой.
Марина достала из кармана кофты ключ, быстро вставила его в замочную скважину, повернула, сухо щелкнув замком, и дверь распахнулась.
Марина повернулась к Боровскому. Ее большие глаза мерцали в темноте холодноватым светом.
– Ну что же ты встал? – тихо сказала Марина. – Или ты боишься?
– Ничего я не боюсь, – пожал плечами Боровский и шагнул в открывшийся проход.
Марина скользнула за ним, прикрыла дверь и закрыла ее на замок.
– Здесь темно, – сказал Боровский, силясь разглядеть в темноте стены и обстановку кабинета (а то, что это был именно кабинет, он понял по длинному полированному столу, поблескивающему в тусклом свете фонарей, струящемся в незашторенное окно).
Марина улыбнулась, блеснув белоснежной полоской зубов.
– А ты хочешь, чтобы был свет?
– Да нет, – сказал Генрих.
– Тогда заткнись и иди ко мне!
Она схватила его за руку, с силой привлекла к себе и крепко поцеловала в губы.
Генрих, мгновение поколебавшись, обнял Марину за талию. Какое-то время они целовались. Затем опытная и умелая рука Марины скользнула по животу Генриха и остановилась на ширинке брюк.
– Парни называют меня рыжей бестией, – тихо сказала Марина. – Ты хочешь меня?
Голос у нее был возбужденный и хриплый.
– Я? Конечно. Но... сюда могут войти.
И вновь ровная полоска Марининых зубов блеснула в сумраке кабинета.
– Не войдут, – сказала она. – Ключ есть только у меня.
Генрих немного помолчал, потом спросил:
– А где мы?
– В красном уголке, – ответила Марина. – Я председатель поселкового комитета комсомола. – Она нежно поцеловала его в мочку уха и прошептала: – Не бойся, милый, сюда никто не войдет. Делай со мной все, что хочешь.
Генрих кивнул и снова обнял Марину. Целуя девушку, он запустил руку ей под кофточку и обхватил ладонью грудь, а другую руку просунул за резинку юбки, продвигаясь все ниже и ниже. Он почувствовал
