Мать побледнела:
– Что ты несешь, Леня? Почему ты так говоришь? Что с тобой происходит?
Она села на диван рядом с Леонидом и попыталась его обнять:
– Объясни мне, что с тобой творится?
Розен дернул плечом и скинул руку матери.
– Ничего, мама. Ничего не творится. – Он приложил ладони к лицу. – Господи, ну почему? Почему ты такая, а? Как ты могла ничего не заметить... за все эти годы?
– Сынок, это правда? Ты правду мне говоришь?
Розен убрал ладони от лица и вскочил с дивана. Глаза его яростно блестели.
– Правду? Ты хочешь знать правду? – Он бросился к столу, рывком выдернул верхний ящик и бросил его на пол.
Вещи высыпались из ящика, разлетелись по полу. Мать прижала руки к груди и испуганно переводила взгляд с искаженного злобой лица сына на разбросанные вещи.
– Вот! – крикнул Розен. – Вот, посмотри! – Он нагнулся и поднял с пола помаду и пудреницу, протянул их матери. – Видишь? Это мое! Я крашу губы и пудрю лицо, ясно?! Всегда, когда тебя нет дома!
– Что ты говоришь, сынок? – лепетала мать. – Что ты говоришь?
– То, что слышишь. Хотя... – Он пожал плечами. – ...Разве ты меня когда-нибудь слышала?
Леонид вздохнул и добавил:
– Ладно, мама, давай спать. Утро вечера мудренее.
Утром мать сделала вид, что ничего не произошло, и никогда больше не делала попыток возобновить этот разговор. Однако с тех пор она стала еще холоднее к Леониду, словно в его организме поселилась какая-то тайная зараза, и она отчасти чувствовала свою вину за то, что это произошло.
Леонид также не возвращался к этому разговору. Он просто сделал вид, что никакого разговора не было. Косметику он вернул на прежнее место – в ящик стола. Мать туда никогда не заглядывала. Так что, как говорили древние, все вернулось «на круги своя».
Летом Розен «благополучно» провалился на экзамене в театральный институт, а три месяца спустя он получил повестку в военкомат. В армию Леониду идти не хотелось. Взять в руки оружие означало бы для него предать свое естество, к тому же жизнь в казарме с другими парнями пугала Леонида. Он давно уже стал воспринимать молодых мужчин, как некую враждебную силу, которой ему стоит опасаться.
В последние полтора года парни-одноклассники окончательно отвернулись от него. Они не били его, не обзывали, они просто не разговаривали с ним. И не потому, что бывший друг (Миха) выдал его тайну. Просто парни чувствовали, что Леонид не такой, как они, что он «сделан из другого теста», поэтому и относились к нему, как к чужаку, от которого не знаешь чего ожидать.
Другое дело девушки. Общаться с ними Розену было легко и приятно. У них всегда находились общие темы для разговора. Правда, и тут не обходилось без сложностей: нужно было постоянно следить за собой, чтоб не сболтнуть лишнего. К тому же некоторые девушки откровенно строили ему глазки, намекая на то, что они не прочь продолжить с ним отношения и в более тесном контакте. («Леня, с тобой так легко! Не то что с другими парнями» – так они ему обычно говорили, и Розен знал, что они не кривят душой). Итак, в отношениях с девушками было две сложности. Но, будучи человеком неглупым и находчивым, Розен легко справлялся с обеими.
5. Выбор
Повестка в военкомат заставила Леонида понервничать. Поразмыслив над тем, как себя лучше вести, Леонид пришел к выводу, что самое лучшее в данной ситуации – это сказать врачам, к которым его отправят на медосмотр, правду. Кому из врачей рассказывать – это тоже был не вопрос. Ясно, что психиатру. Ведь с телесным здоровьем у Леонида все было в порядке.
Врач-психиатр оказался приятным пожилым мужчиной с седоватой бородкой и мягкими, интеллигентными глазами, упрятанными к тому же за стекла старомодных очков. Заговорил с ним Леонид робко, запинаясь на каждом слове:
– Доктор, вы... понимаете... – Тут он покраснел и замялся, но взял себя в руки и договорил твердо: – Я не чувствую себя мужчиной.
Врач оторвался от своих бумажек, медленно поднял голову и посмотрел на Розена поверх очков.
– Простите... – Он поправил очки и прищурился. – То есть как же это не чувствуете?
– А вот так, – спокойно ответил Леонид. – Я чувствую, что я не мужчина.
Врач усмехнулся:
– А кто же вы, позвольте узнать? Обезьяна? А может быть, рыба?
Леонид покачал головой и ответил с прежним спокойствием в голосе:
– Нет, доктор. Я – женщина.
Усмешка сошла с губ врача.
– Значит, женщина, – серьезно проговорил он. – Гм... И давно это с вами?
– Глупый вопрос! – вспылил Розен. – Лучше спросите, как давно я это обнаружил!
– Ну и когда же вы это обнаружили?
Психиатр вновь глянул на Леонида поверх очков, но уже с большим любопытством.
– По крайней мере, соображаете вы здраво, – деловито заметил он. – Ну хорошо, зададим вопрос так, как вам нравится. Итак, как давно вы заметили, что превратились в девушку?
– Несколько лет назад, – ответил Розен. – Но тогда я еще не был уверен. То есть... я понимал, что со мной что-то не так, но не придавал этому большого значения. Мало ли у кого какие странности.
– И вновь разумное замечание, – кивнул врач. – Молодой человек, если вы хотите «закосить под дурика» – так это у вас, кажется, называется? – то не тратьте напрасно время. Смею вас уверить, что вы не дебил и не имбицил. А что касается шизофрении... – Врач пожал плечами. – Я, конечно, могу поставить вам эту статью, но подумайте о последствиях. Вас же после этого не пустят работать ни в одно уважающее себя учреждение. Или вы не видите себя в будущем никем, кроме дворника?
– Черт, доктор! – выругался Леонид. – Да вы что, совсем меня не слушаете, что ли? Я же говорю вам – я не сумасшедший. Я ощущаю себя женщиной! Неужели в вашей чертовой медицине не было подобных случаев? Ну поймите: вот это вот все... – Леонид провел руками по своей груди и животу, – ...оно не мое! Как будто мою душу... или мозг, как там вы это называете... как будто это все пересадили в чужое тело! Понимаете –
Леонид замолчал, угрюмо поглядывая на врача, постукивающего карандашиком по столу. Тот прямо встретил взгляд призывника, слегка усмехнулся и сказал:
– Тэк-с, молодой человек. Значит, так: я предлагаю вам на выбор три варианта. А вы уж выбирайте. Первый вариант – вы идете служить и навеки забываете обо всем этом бреде, который мне тут наговорили. Второй – я направляю вас в психиатрическую клинику с диагнозом «шизофрения». О последствиях этого решения я уже вскользь упоминал. И, наконец, третий вариант... он самый жесткий, а именно – три года тюрьмы за уклонение от службы в рядах Советской армии. – Врач улыбнулся и развел руками. – Выбирайте.
Розен выбрал первый вариант. Который мог вполне оказаться гораздо хуже третьего. Но Леня этого не знал.
Он выделил Генриха среди других новобранцев в первый же день службы. Боровский был высок, хорошо сложен, а в его красивом, гладком лице (возможно, излишне правильном) было что-то от греческого бога. Оно несло на себе печать спокойствия и уверенности в себе и вместе с тем было нежным и добрым. Темные глаза смотрели прямо и мягко, но в них чувствовалась скрытая сила.
До сих пор парни мало интересовали Леонида. Он видел в них лишь грубую, животную силу, которая значительно превышала их интеллект. Но, увидев Боровского, Леонид почувствовал непреодолимое желание подойти к нему и познакомиться.
После минутного колебания он так и сделал.
– Привет, – сказал он, протягивая темноволосому красавцу руку. – Меня зовут Леонид. Леонид Розен. А тебя?
– Генрих, – ответил Боровский, пожимая ладонь Розена своей теплой, широкой ладонью.
– Ты из... – начал было Леонид, но Боровский уже отвернулся к худощавому, светловолосому парню с
