– А почему же нет? Подъезжайте, у нас круглосуточно открыто. Тем более что документы у вас все уже оформлены... Только, по-моему, кто-то ваши фуры уже вывел, сейчас уточню.
Он пропал на какое-то время, и пока он где-то ходил, Игорь Кириллович сообщил своим «собутыльницам»:
– Все, груз уже освобожден и даже вывезен... Мария Кузьминична, я вас попрошу, свяжитесь, пожалуйста, с нашими складами, уточните, прибыли фуры или нет. Если нет – пусть готовятся к приему. Надо спешить – по фурам у нас уже пошла просрочка... Да-да! – это он откликнулся на «Алло, Игорь Кириллович» вернувшегося наконец таможенника.
– Вы знаете, действительно фуры выехали из терминала и, говорят, отправились даже в сопровождении какого-то спецназа! Так что можете не волноваться.
Черт возьми! Какой спецназ? Зачем спецназ? Вот это Гуськов разошелся... Не пришлось бы отстегивать ему в двойном размере... Но все же – зачем спецназ-то? Нет, что-то тут не то... Он поднял глаза на женщин.
– Ну, девушки, мне, к сожалению, приходится расставаться с этим праздником жизни, труба зовет. Видите какая штука, этот самый безнес – полночь-заполночь, а дела делаются. Мне надо слетать на склады, проверить, что там и как. Хотите догуливать – я не против. Может, даже и сам к вам еще вернусь...
– Да ну, какое там догуливать, – трезво сказала Мария Кузьминична. – Пора уже домой, к семье.
– Как?! – всплеснула руками Леночка. – Ну, Игорь Кириллович... Так хорошо все было, и нате вам...
– Да уж вот такая у нас жизнь. Раз – и закипела в море пена, – засмеялся он. – Закипела в море пена, скоро будет перемена... Надо съездить, а то что-то, если честно, как-то на душе неспокойно.
– Да-да, конечно, – одобрила Мария Кузьминична, незаметно дергая Леночку за руку. – Мы понимаем.
Лена же, не реагируя на ее намеки, смотрела на него умоляющими глазами.
– Если не хотите оставаться, – придумал он выход, – могу подбросить до метро. Но только тогда давайте прямо сразу, не тяните. Времени у меня совсем уже нет... Давайте собирайтесь, а я пойду пока машину разогрею. Доброшу с ветерком. – И снова заметив огорченный Леночкин взгляд, сказал, глядя не на нее, а на Марию Кузьминичну и указывая в сторону накрытого стола: – Ничего, мы еще гульнем как следует, такой повод в один раз не пропьешь!..
Мария Кузьминична, продолжавшая разговаривать вместо них и по дороге, угадала невпопад – вдруг вспомнила:
– Ой, Игорь Кириллович, мы совсем обе забыли. Только вы вчера на таможню – приходит какой-то телефонный мастер. Дескать, у вас телефоны не работают. Что-то, мол, на линии... Так, Лена?
А Лена, совсем забывшая рассказать об этом шефу еще утром, мгновенно выпав из своего вечернего наваждения, в ужасе прижала руки к щекам.
– Ой, Игорь Кириллович... Забыла... совсем забыла, простите меня....
– Что за мастер, – сухо, как показалось Лене, остановил ее причитания Игорь Кириллович.
– Ой, Игорь Кириллович, он такой же... ну, как этот ваш... который Хорек...
Он почему-то сразу понял, о ком она говорит, кивнул, к кивку добавил сурово, словно и не было только что их удивительной близости друг к другу:
– Сколько раз я вам говорил, Лена, чтобы вы мне сообщали обо всем необычном, что вы замечаете у нас на фирме...
И дальше они ехали молча, каждый по-своему переживая в душе этот внезапно возникший разговор: Мария Кузьминична жалела, что завела его, Разумовский корил себя за суровый тон, а Леночка поедом себя ела за то, что не выполнила указание шефа и, может быть, даже серьезно подвела его...
Мария Кузьминична сошла у своей станции метро. «Вот старая дура!» – выругала она себя, глядя вслед улетевшей машине шефа.
– Ладно, не переживай ты так, – с легкой жалостью сказал Игорь Кириллович, когда они остались одни, и Лена, простодушно радуясь этому, на первом же светофоре вдруг сказала умоляюще:
– А можно мне с вами, Игорь Кириллович?
Он подумал: ох не надо бы – ведь там, судя по всему, может быть что угодно. Откуда спецназ? Какой, к черту, спецназ? Что там еще намудрит Гуськов... да и вообще, он ли это? Что-то слишком уж все быстро... Господи, когда рядом с тобой такое юное создание, подумаешь все, что угодно. Это все равно, как если бы Леночка была его дочерью и даже больше того... Ну хорошо, он ее возьмет с собой, а там окажется какая- нибудь подстава для него, и что тогда? Она-то за что должна страдать?
Он покосился на Лену, а она, увидев этот взгляд, вся вдруг словно потянулась к нему, хотя и осталась сидеть на месте. И он как бы враз понял, что все, что он сейчас говорит себе, – все это полуправда, потому что по-настоящему-то боится он в конечном счете вовсе не того, что еще учудит Гуськов. А боится, что, если сейчас возьмет ее с собой да если на складе все обойдется без каких-нибудь серьезных происшествий, – он не удержится, обязательно повезет ее к себе, а это означает только один исход. Но хочет ли он его? Конечно, хочет. Но и знает при этом, что не может поступить с ней так, как поступил бы лет даже десять назад с любой особой женского пола: он не желает причинять ей страданий, не желает обижать ее, а это значит, что, взяв ее сегодня к себе в дом, он возьмет на себя самые серьезные по отношению к ней обязательства; говоря человеческими словами, он должен будет на ней жениться. Не по принуждению, по приказу своей собственной совести – вот ведь какая чепуха на старости-то лет... Впрочем, до старости ему было еще очень, очень далеко, а соблазн был так велик, что он старался сейчас лишний раз на нее не смотреть. «Нет, не возьму», – решил он и тут же, вспомнив ее трепет и ее счастливые глаза, словно против собственной воли, сказал:
– Ладно, поехали. И не переживай ты так, девочка...
И завершил свои терзания решительным выводом: «А, была не была! Чему быть – того не миновать». И чтобы не повредить этой решимости, даже не стал спрашивать ее, что именно ремонтировал мастер, куда он совал свой нос. Только все гадал, изредка словно ненароком касаясь горячей Леночкиной руки: если мастер ставил «жучка», то зачем? Чтобы заранее угадывать его действия? Чтобы подловить его на чем-то? То есть вот то, что его сегодня поджидал этот папарацци, – это было не случайно? Фигня, он мог вовсе и не его ждать, а Гуськова. Может, это был тот самый журналюга, как его... Штернфельд?.. Вообще сейчас наука такая, что можно слушать не только телефонные провода, но и все, что говорится в помещении, где стоит «жучок». Вот сволочи! То есть он едет, а кто-то уже знает и с кем он едет, и куда, и зачем. Да, крепко его обкладывают. И не удержался, опять пропел вполголоса: «Обложили, гады, обложили...»
Он позвонил заведующему складами фирмы еще раз – узнать, как у него там дела.
– Игорь Кириллович! – как-то очень уж взволнованно пискнул заведующий. – Тут какие-то люди наш товар выгружают!.. – И замолк.
– Что за люди? – не понял Игорь Кириллович. – Как это разгружают?!
– Они говорят, что вы все знаете! А я, конечно, хотел бы проверить, знаете вы или нет. Они у меня, если честно, доверия никак не вызывают... – И тут же в трубке послышались какие-то странные звуки, какая-то возня, – как будто кто-то с кем-то боролся, как будто кто-то пытался завладеть трубкой: хриплое дыхание, вскрики, в которых слышались боль и ужас.
– У них старший есть какой-нибудь? Может он подойти к телефону? – спросил Игорь Кириллович; ощущение теперь было такое, будто на том конце его никто не слышал, будто со складами вдруг не стало связи. Ну если кто-нибудь и впрямь возьмет трубку – уж он им покажет! Он знает, чем пригрозить этим неизвестно откуда взявшимся налетчикам. А если и это не поможет, у него теперь, слава богу, есть возможность с помощью генерала Гуськова задействовать и самый настоящий спецназ... И вдруг трубка ожила:
– Алло, Грант, – услышал он страшно знакомый голос, – ты со старшим хотел потолковать? Валяй, толкуй. Слышишь, это я, Кент! Что у тебя за вопросы?
Вот наглец! Вот отморозок! Он, Разумовский, звонит на свой собственный склад, а какой-то жулик, нагло влезший в его дела, спрашивает, что ему надо!
– Какого черта ты там вообще делаешь? – не удержался, закричал Игорь Кириллович.
– Что значит – какого? – невозмутимо переспросил Кент. – А товар-то я свой должен забрать или нет, как ты считаешь?
– Какой еще, к чертовой матери, товар?!
