концы тонкого телефонного провода. – Вообще-то купить бы надо, Игорь... И провод тоже надо бы заменить, из-за скрутки слышимость будет плохая.
– Ну так спаяй, – отмахнулся Игорь Кириллович, думая о своем. – Ты его запомнил? Ну мастера этого?
– Вроде запомнил.
– Значит, опознаешь, если что? – Охранник кивнул, и Игорь Кириллович завершил удовлетворенно: – Ну и ладно.
Следом за звонком Гуськова его ждала еще одна неожиданность – в офис заявился собственной персоной... Кент. Развалился нагло в кресле возле его стола, сказал со всегдашней своей лисьей усмешкой:
– Не обидели мы тебя вчера ненароком? А то мне показалось, ты вроде как чем недовольный.
На этот раз Игорь Кириллович сразу выдвинул тот ящик, где у него был спрятан «глок» – пусть будет под рукой.
– Ну ты и скотина! – возмутился он. – Ты чего приперся-то, сявка? Я тебя что – звал сюда? И вообще, ты на что рассчитываешь-то? Что тебе все сойдет с рук? Я что, разве не говорил тебе, что я в ваших играх не участвую? Говорил! И тебе говорил, и Никону. Говорил или нет?
– Ну говорил...
– Ну а вы?!
– Извини, брателло, так вышло, блин буду, по-другому никак не получалось! Тебе и Никон то же самое скажет!
– Да е...л я и тебя, и твоего Никона! Какого х... вы меня-то начали подставлять? Ты порядки наши сам знаешь – тут расплата одна...
Кент смотрел на него своим обычным весело-наглым взглядом. Полез вдруг куда-то за пазуху, так что пришлось Игорю Кирилловичу мгновенно среагировать, выложить «глок» на стол.
– Погоди! – с абсолютной уверенностью в правильности своего поведения сказал Кент. – Раз ты насчет расплаты заговорил, вот взгляни-ка и скажи: а за это какая расплата? Ты ж тоже законы наши знаешь! – И кинул перед ним какие-то веером рассыпавшиеся по столу фотографии. – Полюбуйся, полюбуйся.
Игорь Кириллович взял одну из фотографий. На ней был он сам – шел, как будто так и надо, по двору ментовского здания на Житной. Он взял еще одну. На этой он открывал тяжелую дверь, а рядом с ним – ясно, четко, со всеми реквизитами – вывеска с названием учреждения, в которое собрался Игорь Кириллович. Вот в том же дворике стоят они с генералом Гуськовым. И не просто стоят – обнимаются, лобызаются – все снял какой-то папарацци, ничего не упустил. Мало того, тут были и сегодняшние сюжеты: например, он выходит с Леной из подъезда своего дома. У него вид уже озабоченный, а у Лены – по- прежнему счастливый, мечтательный... У него снова предательски защемило сердце от теплого чувства к ней... А вот он целует ее, высадив рядом с другим подъездом – подъездом ее дома в Орехове...
Он еще раз, теперь уже бегло посмотрел фотографии, собрал их аккуратно в стопку.
– Так это, значит, ты меня пасти взялся? А я все думал, какая это сволочь меня щелкает, а вспышку отключать забывает... Даже на ментовку грешить начал.
– Ладно мозги-то штемпелевать, Грант! Заметил он! Ни хрена ты не заметил. И вообще, какая ментовка, когда у тебя вон какие кореша! – Он постучал по фотографиям с Гуськовым.
– Ну так и что дальше? – спросил Игорь Кириллович, небрежно подтолкнув фотографии Кенту. – Чего ты мне это показываешь?
– Чего показываю-то? А я тебе сейчас объясню, раз ты прикидываешься, что не понял. Я-то давно догадываюсь, что ты ссучился, я ж тебе уже даже говорил, помнишь? Ну а братва-то – она ведь так ничего и не знает, верно? Ты для всех вор в законе, авторитет и все такое. А вот прикинь, что, в натуре, будет, если я эти фотки братве покажу. Как думаешь, сразу тебя на ножи поставят или погодят малость?
«Обложили, гады, обложили...» – снова вспомнилось Игорю Кирилловичу. Это ж надо – и оттуда, с ментовской стороны, жмут, и отсюда, со стороны братвы, и с фурами последними пока непонятно что происходит. Кстати, обещал же этот урод растолковать все «без базара». Но то было вчера, а сегодня «урод» и не думал оправдываться или что-то объяснять. Ишь, идиот, уверен, что он уже победил – и наркоту провез, и самого Гранта запугал, и все, похоже, сошло ему с рук, потому что за ним сила. Кент и сказал, торжествуя как победитель:
– Молчишь? Нечего сказать? Счастье твое, что не велел тебя Никон трогать, а то бы... – Он резко оборвал себя, все так же бесстрашно-весело посмотрел на пистолет в его руке. – Слушай, а как ты к ним вообще ходишь-то? К легавым?
– Как хожу? – переспросил, усмехнувшись, Игорь Кириллович. – Молча.
– Нет, я серьезно, – не удовольствовался этим ответом Кент. – Ведь ты знаешь, он мент. – При этом он снова постучал пальцем по стопке фотографий. – Да не простой мент – генерал. По борьбе с организованной преступностью. Моргнет – и нет тебя. А? Не страшно?
– Не моргнет, – отмахнулся Игорь Кириллович.
– Это почему же? Потому что ты тоже, что ли, мент? Свой им, да?
– Дурак ты, братец, – поморщился Игорь Кириллович. Сейчас любое неудачное слово могло обернуться кровавой разборкой, но «дурак» – это было почти безобидно. Вот если бы «козел» или «пидор» – это было бы серьезное оскорбление. – Какая разница – генерал он или министр, мент или просто чиновник. Раз на лапу берет, значит, один у него чин: шкура продажная... Понял? Как у прошмандовки какой-нибудь с Тверской – других чинов нету...
– Здорово! – восхитился Кент. – Значит, генерал этот – вроде прошмандовки. А ты вроде кого? Ведь на фотке-то вон ты с ним взасос целуешься. Да ты такая же проблядь, как и он, и еще даже хуже – он хоть службу служит, а ты? Из голого интереса, что ли, ментам продался?
– Так, – тяжело сказал Игорь Кириллович, которому все это изрядно надоело. – Тебя что сюда вообще- то принесло?
– Меня? – невинно переспросил Кент. – Да вот фотки решил тебе показать и посмотреть при этом тебе, Иуде, в глаза. Это одно. А другое...
Игорь Кириллович перебил его:
– А я думал, ты мне за вчера ответить хочешь. Решил, значит, что и так с рук сойдет? Ладно, замнем пока... ненадолго. Что там у тебя еще?
– А еще у меня к тебе слово от Никона, что ты вроде как нам все равно нужен. А стало быть, на ножи мы тебя ставить погодим. Пока... Ну вот он и велел, Никон, коли ты теперь знаешь свое положение, еще раз напомнить... насчет его... дела...
– Это насчет перевода, что ли? – честно говоря, Игорь Кириллович и так уже понял, что Кент пришел именно из-за этого. Однако после всего, что случилось, карты свои он открывать не торопился, не спешил рассказывать о том, что дело им почти уже сделано. Он должен был эту так неудобно для него складывавшуюся ситуацию перевернуть и использовать на все сто. – Ах ты ж сучий ты потрох! – негромко сказал он, вставая. – А вот этого не хочешь? – Он больно ткнул Кента стволом «глока» в скулу; тот дернулся, но остался сидеть на месте, кося глазом на пистолет. – Тебе я, значит, Иуда, – продолжал Разумовский, – а Никону, значит, все равно нужен, так, что ли? И что же ты при этом, паскуда, думаешь, что так все твое паскудство тебе и сойдет с рук? Фотками он меня напугать решил! Уж кому-кому, а тебе бы, дураку, богу за меня молиться, что он со мной обнимается, этот мент! Да тебя бы после того мочилова, что ты на Востряковском устроил, уж давно бы с говном съели, уже мотал бы пожизненное в каком-нибудь каменном мешке. Да и от братвы бы твоей ничего уже не осталось. Лезете, б...ди, со своими деревенскими представлениями.... Москва то, Москва се, все продажные, да не такие. А с просьбой-то твой Никон – ко мне, а не к тебе. Это как? Чего молчишь, баран... уральский?! – Кент было дернулся, но он снова усмирил его тычком ствола. – Ну и как бы я ему помог, если бы с этим, – он тоже постучал по фотографии, – не обнимался? – Он решительно оборвал себя, вернулся на место, убрав пистолет в ящик. – Так насчет чего, говоришь, просит твой Никон? – Специально для Кента еще раз нажал на слово «просит» – смотри, мол, сучара, не может такой пахан, как Никон, ни у кого ничего просить, а у него, у Гранта, просит!
– Ну насчет перевода, – пробубнил Кент, с болезненной гримасой потирая скулу. – Чтобы из Серова сюда, в Москву. Желательно бы в Бутырку, Кириллыч...
– Да я что, по-твоему, господь бог, что ли?
