– Ну вроде того. – Он засмеялся. – Это что-то вроде моего дневника. Найдется очень много желающих его заполучить. Потому что тут, – он похлопал по тетради, – ставшие мне известными темные тайны некоторых деятелей, а также некоторые очень важные государственные тайны.... Ты так недоверчиво смотришь – наверно, думаешь: ну какие еще могут быть ему известны тайны, да? И уж во всяком случае, наверно, не можешь понять, зачем все это надо – этот подпол, тайник. Не спорь, не спорь...
– Ну почему, я знаю. Я даже знаю, что ты скажешь дальше, – решительно перебила она.
– Ну-ка, ну-ка!
– Ты опять скажешь: «Если со мной что-нибудь случится» – и так далее...Угадала я?
Он посмотрел на нее одобрительно:
– Умница, девочка. Действительно угадала. Так прямо и скажу: если со мной что-нибудь случится – хозяйкой всего этого станешь ты. Вот это, – он положил руку на шкатулки, – поможет тебе уладить все проблемы – оплатить нотариусов и юристов, погасить все налоги на имущество... А дальше... Они могут сослужить тебе и добрую службу, и плохую. Поэтому давай пока решим так. О тайнике знаем только мы двое – ты и я. Ты, наверно, сама понимаешь, какой степени доверие я тебе оказываю... Не обижайся, котенок. Чувства чувствами, а это, согласись, нечто совсем другое. Я ведь теперь как бы беззащитен перед тобой, и надумай ты меня предать...
– Дурак, – сказала она и заплакала.
– Прости, котенок. – Он поцеловал ее в соленые глаза. – Но я должен тебе все это сказать, понимаешь?
– Это ты меня прости, – всхлипнула она. – За дурака. Ладно?
– Все, проехали. – Он успокаивающе положил ей на голову руку. – Давай дальше, потому что я хочу на сегодня покончить с этим разговором. Ладно? – Она, всхлипнув, согласно кивнула. – Я тебе покажу, где прячу ключ, там же будет и шифр. Если что... – Она укоризненно вскинула на него заплаканные глаза. – Короче: придет край – воспользуешься. Не придет – делай вид, что ты ничего про это не знаешь. Ладушки? Дневник, – сказал он, запирая сейф и ставя на место доски, – я еще кое-чем дополню. Есть у меня свежие записи... Они все на таких вот листках, как в тетради. Видела: по краю две дырки...
Это-то было как раз самое простое – узнать странички, которые должны бы занять свое место в синей тетради...
Но вообще-то, хотя она и видела, какое значение Игорь придает этой тетради, в тот момент у нее самой тетрадь особого интереса не вызвала: ну есть у него какие-то деловые бумаги, может, даже таящие чьи-то тайны – ну и что из того? Она об этих тайнах ничего конкретного не знает, да и неинтересны они ей. Так что если даже ее начнут пытать – все равно ей сказать нечего.
Впрочем, в то, что кто-то может начать ее пытать, верилось с большим трудом. Тут Игорь в своих предупреждениях, наверно, малость перебарщивал. И вообще, как-то он очень уж ждет беды... Прямо психоз какой-то... Хотя вообще-то какой-нибудь психоаналитик сказал бы, наверно, что это даже естественно – носить в душе страх за будущее, когда у тебя в голове постоянная забота о таком большом деле, как «Милорд», а тут еще тебе на шею вешается какая-то глупая девчонка... Нет, она должна специально подумать, как стать ему настоящей помощницей, а не только девочкой для украшения жизни.
А вино от неведомого ей Ивана Аверьяновича и впрямь оказалось удивительным – едва он разлил его по бокалам, дом наполнили запахи ушедшего лета. А еще сквозь него можно было смотреть на огонь в камине – тогда бокал начинал казаться огромным излучающим таинственный свет рубином.
Самоцветом, защищающим от бед и сулящим счастье...
17
Ближе к семи Михаил, как они с генералом и договаривались, подъехал на Якиманку. Кафе он нашел почти сразу и почти сразу же увидел большую черную иномарку с плотно затонированными стеклами и голубыми милицейскими номерами. Едва он поравнялся с ней, одна из дверц машины открылась и знакомый уже Михаилу скрипучий голос Суконцева остановил его:
– Михаил Борисович, я здесь, здравствуйте. – Не высовываясь наружу, он поманил его из машины. – Сразу, знаете, вас узнал. Давайте ко мне, присядьте, присядьте!
Штернфельду это не понравилось – даже не вышел навстречу, сволочь зажравшаяся! Подумаешь, генерал! Да тут в, Москве, генералов – как собак нерезаных... Однако куда ж денешься, пришлось в машину сесть.
– Я, знаете, подумал – ну что я буду в кафе светиться? Если бы я мог переодеться в штатское – тогда другое дело. А так... – Суконцев не без самодовольства очертил широкую дугу в районе плеч, в области своих роскошных погон. – Только ненужное внимание к себе привлекать... Давайте поговорим здесь, в машине, хорошо?
– Не уверен, что это хорошо! – недовольно сказал Михаил. – Во-первых, я привык смотреть собеседнику в глаза. Во-вторых... а что водитель – так и будет слушать наши с вами разговоры? Мне кажется, это вовсе не обязательно!.. Если, конечно, вы хотите поговорить о чем-то серьезном.
– Ах, это, – с каким-то даже облегчением сказал генерал, – это сейчас уладим. Садитесь, садитесь, Михаил Борисович!
Михаил нехотя сел, и генерал тотчас поднял стекло, отделяющее водителя от пассажиров.
– Ну что, теперь вы довольны? – спросил Суконцев, демонстративно разворачиваясь к нему всем своим тощим телом. – Так хорошо? Я имею в виду ваше пожелание насчет глаз.
– Хорошо, – буркнул Штернфельд.
– Экий вы... прямо кипяток... Чуть чего не по вас – и все, да?
Михаил этого немножко фамильярного, немножко юмористического тона не принял.
– Да, я привык, чтобы люди выполняли свои договоренности! – упрямо сказал он.
– Я тоже это уважаю, – одобрительно кивнул Суконцев. – Но если признаться совсем честно, я, конечно, легкомысленно назначил вам встречу в кафе. Не хотелось бы, чтобы меня кто-нибудь с вами видел.
– Почему, позвольте узнать?
– Ну как вам сказать... Слишком многие у нас к вам плохо относятся. – Сейчас генерал старательно прятал глаза.
– А вы? – не без ехидства спросил Михаил.
– Ну видите, я же с вами встретился...
– А все же? Вы мне так и не ответили...
– Экий вы... нетактичный! Позвольте мне в интересах дела не отвечать на этот вопрос.
– А вы фактически на него уже и так ответили!
– Вы что-то неправильно поняли, – словно по обязанности начал было генерал, потом махнул рукой. – А впрочем... Что греха таить, не любим мы вашего брата журналистов... А вас после подобных публикаций – особенно.
– Ну и какой же тогда смысл в нашей встрече?
– Смысл? А что, разве не бывает так, что у людей совпадают интересы? Как там говорили англичане? У нас нет друзей, у нас есть общие интересы, так?
– Что-то в этом роде, – кивнул Мишка. – Ну и что же это за общий у нас с вами интерес?
Генерал отвернулся, решаясь.
...Едва начав искать пропавшие наркотики, Суконцев очень быстро понял, что загоняет себя в угол.
«Ты чего, начальник? Ты просил нас наркоту перепрятать – мы перепрятали, сынка твоего спасли. А насчет дальше – у нас уговора никакого не было. А потом, почему ты решил, что это мы? А может, это сами таможенники? Или тот же Грант?»
Он не мог их прижать, потому что тогда выдал бы сам себя, свой интерес. И он решил взяться за Гранта, с него получить компенсацию за утраченную Толиком наркоту. Огромные, между прочим, деньжищи...
Долго размышляя, как выручить попавшего в беду сына, он придумал, что надо сделать, чтобы комар и носа не подточил. Может быть, он впервые в жизни разработал, как ему казалось, гениальный план. Раскрыв кое-какие внутренние тайны этому вот Штернфельду, явному еврейчику и отличнику (две категории особо ненавидимых им людей), он мог одним ударом утопить, стереть с лица земли, вывести из игры эту хитрую сволочь Гранта. Дело было не только в том, что он ненавидел Гранта, поскольку тот фактически
