любил. Иначе это невозможно объяснить. Существует же самоуважение, самолюбие... Но вот наступил момент – и как будто упала пелена, занавес, что хотите. И за этим занавесом – пустая, голая сцена с грязными кулисами. Все. Я ушел из театра под названием «Зоя Руденко».
– Вы разъехались?
– Ну да. Она хотела, чтобы я просто ушел на улицу. И оставил ей квартиру своих родителей. Но у меня не было других квартир. Пришлось размениваться.
– Где вы теперь живете?
– На «Полежаевской». Вполне приличная однокомнатная квартира.
– Вы не отрицаете, что угрожали Литвинову?
– Мы уже обсуждали это. Я говорил, что сотру его в порошок. Если это можно воспринимать буквально – то да, угрожал.
– Расскажите поподробнее, где и когда это было.
– Это было два месяца тому назад, когда с его подачи нам запретили работать. Я же вам рассказывал.
– Повторите вкратце.
– Литвинов придумал новую систему контрольных тестов для проверки препарата, который мы используем в работе. Это совершенно бессмысленные тесты. И невыполнимые. Я пришел к Литвинову в его кабинет с евроремонтом, стал объяснять холеному господину, которого помню не лишенным способностей студентом, что вся эта система контролей бессмысленна. Он ответил мне дословно так: «Если бы вы включили меня в группу авторов вашего метода, у нас с вами проблем никаких не было бы». Вот так. Я вскипел, сказал, что это наглый шантаж. На что мой бывший ученик ответил мне: «Сейчас наше время – молодых и наглых. Ваша клиника или будет работать под моим патронажем, или не будет работать вообще». Вот так. Тогда я и вскричал, что он негодяй и я сотру его в порошок. И что он сделал? Он достал из кармана диктофон. Вот такой же, как у вас. И дал мне прослушать сделанную запись. И я услышал с пленки свой голос, кричащий, что сотру Литвинова в порошок. Вот его методы борьбы! Этот мой выплеск – это же фигурально! Я подготовил отчет о нашей деятельности. Я буду докладывать министру. У меня на руках отзывы из ведущих клиник страны, где применялся наш препарат. Это блестящие отзывы! У меня мнения настоящих специалистов, академиков, которые очень скептически отзываются о придуманной Литвиновым схеме. Я все это выложу на стол! Вот этим я и сотру в порошок Литвинова!
– Почему вы не рассказали мне об этом в мой первый визит?
– Не думал, что нужно пересказывать эти дрязги.
– Эти дрязги могут стоить вам свободы, – вздохнул Турецкий. – Ладно, вернемся к Зое Дмитриевне. Вы ей угрожали? Избивали ее? Во время совместного проживания или после?
Нестеров с тоской посмотрел на Турецкого:
– Боже, какой бред! Вам ведь самому противно задавать такие вопросы.
– Тем не менее ответьте.
– Я ни разу пальцем ее не тронул. Угрожать женщине может только моральный урод. Я ей не угрожал.
– Но все же Литвинов разрушил вашу семью – это факт?
– Это факт. Но на месте Литвинова мог быть Петров или Сидоров. Прошло пять лет. Зоя Дмитриевна мне глубоко безразлична. Я не знаю, как она живет, и не хочу знать. И меня абсолютно не волнует, есть у нее роман с Литвиновым или нет. И чтобы расставить все точки над «и», добавлю следующее: там, за стеной моего кабинета, сидит замечательная женщина. Не такая молодая, как Зоя, и не такая ослепительная красавица. Но это как раз то, что мне нужно. Я очень доволен своей личной жизнью, понимаете?
Дверь в кабинет открылась. На пороге возникла Изабелла Юрьевна.
– Я могу подтвердить, что вчера, в восемь часов вечера, Анатолий Иванович был у себя дома и смотрел телевизор! – звонким от слез голосом проговорила она.
– У этой женщины есть один недостаток: она подслушивает, – сказал Нестеров.
И по тому, как потеплело его лицо при взгляде на пухленькую, заплаканную Изабеллу, Турецкий понял, что мотив ревности отпадает. Начисто.
В кармане зазвонил мобильный. Достав трубку, Турецкий услышал голос Вячеслава:
– Саня, ты там как?
– Заканчиваю.
– Здесь у нас новости, одна другой краше. Мы с тобой, как законные жены, узнаем все самое интересное в последнюю очередь.
– Что именно?
– Танцор нашелся.
– Да что ты? Где?
– В морге Первой градской. Приезжай.
Александр нашел друга в коридоре морга. Тот курил, беседуя с толстым мужчиной в прорезиненном фартуке. Слава махнул ему рукой: подходи, мол.
– Ну что сказать? Прямое попадание в сердце. Это просто фантастика. У обоих трупов пуля в сердце. Первого в упор грохнули, второго – с расстояния метров двадцать. И лежат они у нас на соседних столах: убитый Сидорчук и убийца. Тоже убитый, – рассказывал толстяк.
– Что-что? – не понял Саша.
– Я тебе сейчас все расскажу, – увлекая друга по коридору, прогудел Грязнов.
– Смотреть будете? – крикнул им вслед толстяк.
– Обязательно. Минут через пять подойдем, – откликнулся Грязнов.
Прохаживаясь с Александром по коридору, Грязнов рассказал историю последнего дня жизни гражданина Акопова – он же Танцор, он же Чечеточник.
– Нет, ты представляешь, что такое судьба? Старлей, которому Чечеточник обязан жизнью, находит его спустя десять лет. И начинает шантажировать. Секретарша Акопова показала, что шеф очень занервничал после звонка некоего Сидорчука. Чечеточник решает вопрос кардинально: убивает шантажиста на лавочке Измайловского сада. Это вчера, в двадцать с минутами. И что дальше? Дальше он попадается под руку некоему бдительному криминалисту, из ближайшего РУВД, который, прогуливаясь по аллее того же парка, рентгеновским взором просвечивает респектабельного гражданина и видит в его кармане оружие. «Стой, кто идет? Документы! Ах, у вас в руках пистолетик? У нас тоже есть!» Трах-бах-тарабах, и все. Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. В нашем случае – два.
– Ты что так веселишься-то? Что вообще за странная история? Что за бдительный криминалист такой?
– Ой, Саня, Москва – город маленький. Все уже все знают и шепотом друг другу пересказывают.
Грязнов поведал другу историю дуэли из-за вероломной дознавательницы. История уже приобрела широкую известность в узких кругах. Не в курсе был только подполковник Рябой. Прямо как законная жена.
Турецкий оценил ее по достоинству.
– Да-а. Вот уж воистину шерше ля фам. Его уже опознали, Чечеточника?
– Нет. Скоро привезут жену. Теперь уже вдову. Ну что, пойдем, посмотрим?
– А что обыск?
– За одной из картин, коими, как ты заметил, увешаны стены нашего Танцора, обнаружен сейф. Вскрыли. Там «беретта», «макаров», баксы, драгоценности.
– Пластит?
– Ни пластита, ни тротила – ничего взрывоопасного в квартире нет. Увы. Обшарили все.
За разговором они вошли в зал.
– Сюда! – позвал их толстяк в переднике.
На двух расположенных рядом столах лежали двое: крупный, кряжистый дядя с полуседой шевелюрой и стройный господин (да-да, даже сейчас его невозможно было назвать трупом) с иссиня-черными волосами и по-итальянски красивым лицом. Турецкий с любопытством рассматривал работу доктора Нестерова. Интересно, это он умышленно придал Танцору черты лица «крестного отца» сицилийской мафии в
