– Расскажите, пожалуйста, об этом человеке поподробнее.
– Поподробнее? Девяносто третий год. Я – пластический хирург, возглавляю платную клинику. И ко мне обращается пациент.
– Но на него должна была быть заведена карточка, не так ли? Фамилия, имя.
– Вместо карточки на меня был наведен ствол. С ним еще двое были. Охрана. Я и оперировал под дулом пистолетов. Вы вообще девяносто третий год помните?
– Помню. Но вопросы задаю я. И что, этот Танцор ничего вам о себе не рассказывал?
– Нет. И так было видно, что он бандит.
– А почему он обратился именно к вам?
– Это вопрос не ко мне, а к нему. Наверное, потому, что я был хорошим хирургом.
– А может быть, у вас была в криминальных кругах слава человека, помогающего бандитам?
– Не знаю. Я в криминальных кругах не вращался. Ко мне обращались пациенты, они платили деньги. Я их оперировал. Вот и все.
– Все? А Танцор после операции не продолжил знакомства с вами?
– Он был у меня дома. Один раз.
– Вы его приглашали?
– Нет. Такие люди не ждут приглашений. Захотел приехать – и приехал. С бутылками и цветами. Решил отблагодарить.
– А после? Он не продолжил знакомства с вами?
– Знакомства мы не продолжили.
– Может быть, он поздравлял вас с праздниками? С днем рождения, например.
– Нет, ничего такого не было. Вы переоцениваете степень благодарности больных. При удачном исходе лечения они очень быстро забывают своих докторов.
– А ваша бывшая супруга, Зоя Дмитриевна Руденко, показала, что Танцор, в течение как минимум пяти последующих лет, присылал вам ко дню рождения подарки и визитки для связи.
– Ах Зоя Дмитриевна... Она большая мастерица на мистификации, – криво улыбнулся Нестеров.
– То есть вы отрицаете всякую связь с человеком по кличке Танцор?
– Отрицаю.
– А что вы делали вчера, в восемь вечера?
– Вчера? Был дома. Смотрел телевизор.
– Это кто-то может подтвердить?
Нестеров помолчал, глядя на поверхность стола.
– Нет, никто подтвердить не может.
– А каковы были ваши отношения с Вадимом Яковлевичем Климовичем?
– Опять двадцать пять. Мы же в прошлый раз об этом говорили. Это что, способ пытки: задавать одни и те же вопросы?
– Прошу ответить.
– Никаких отношений с погибшим у меня не было. Я с ним встречался один-два раза в год на конференциях или симпозиумах. Обычный человек. Вполне пристойный чиновник.
– Но ведь это Лицензионная палата отозвала лицензию, то есть запретила вам работать. Наверное, вам это не понравилось.
– Мало ли что мне не нравится? Мне, может, наш премьер-министр не нравится, и что? Если он, не дай бог, сляжет, виноват буду я?
– Вернемся к Климовичу.
– Климович сделал то, что должен был сделать. Пришли документы из Контрольного института о введении новой системы контроля нашего препарата. О том, что эти контроли не проведены. То есть Контрольный институт, а в сущности, Литвинов не разрешает применение препарата на людях. Климович, естественно, отозвал лицензию. Я бы поступил на его месте так же. Он же не обязан был, да и не мог вникнуть в суть претензий Литвинова.
– Анатолий Иванович, в первый наш разговор вы, помнится, говорили, что у вас нет личных причин для вражды с господином Литвиновым.
– Говорил.
– И готовы это повторить?
– Да.
– Ваша бывшая супруга показала, что вы несколько лет тому назад приревновали ее к Литвинову. С ее слов, господин Литвинов виновник распада вашей семьи. Разве это не личный мотив для вражды?
Нестеров молча сверлил глазами стол. По щекам ходили желваки.
– Я так и знал, что они подкинут вам этот мотив.
– Кто – они?
– Литвинов. Зоя. Кто-то из них. Или они оба.
– Они встречаются?
– Понятия не имею.
– Неужели? А почему вы не рассказали мне о вашем разводе в первую нашу беседу? О роли Литвинова в этой истории?
Нестеров вдруг выпрямился, отчего показался Турецкому прямо-таки огромным. Глаза-буравчики вцепились в глаза Турецкого.
– Послушайте, вы! Порядочный мужик никогда не будет обсуждать с другими своих отношений с женщиной. И с бывшей женой, в частности. Вы этого не понимаете? А они, зная меня, понимают, что я не буду рассказывать о своем неудавшемся браке. Это ведь очень верный расчет: выдать вам мотив ревности. А вы купились.
– Вот что. Я не на рынке. Не продаю, не покупаю. Я расследую убийство. Вы что, не понимаете, что можете оказаться на нарах? Лет на десять. Что будете опозорены. И если выйдете, то одиноким, дряхлым стариком. И дело не только в вас. Без вас вашу клинику растащат и приберут к рукам. Может быть, те же литвиновы. Вы же не только за себя отвечаете, но и за своих людей! Поэтому отбросим чистоплюйство в сторону. Я прошу вас рассказать о вашем браке с Зоей Дмитриевной!
Видимо, Турецкому все же удалось достучаться до профессора. Он помолчал еще несколько мгновений, затем заговорил:
– Наш брак... Это неудачный опыт любви человека не первой молодости, не красавца, к тому же одержимого своей профессией, к красивой молодой девушке, которая не отвечала своему мужу взаимностью. Я ее любил, она меня – нет. Я должен был увидеть это до брака, но Зое удалось усыпить бдительность убежденного холостяка.
– Вы ревновали ее? Устраивали ей сцены?
– Я ее безусловно ревновал. Сцены? Поначалу я пытался выяснять отношения, если это можно назвать сценами. Для меня это была боль, кровоточащая рана, достаточно часто посыпаемая солью. Но довольно быстро я понял, что не смогу завоевать ее любовь. Это она завоевала то, что ей было нужно: московскую прописку и положение в обществе. Статус жены успешного хирурга. Я, как мужчина, в список ее ценностей не входил. К счастью, у меня была и есть любимая работа. А это спасает от многих личных переживаний. Единственное, о чем я ее просил, – соблюдать приличия. Потому что это невообразимо: видеть, как жена вешается на шею любого более-менее смазливого господина при каждом удобном, а чаще неудобном случае.
– Так было в ресторане? С Литвиновым?
– Она и это рассказала?
Нестеров замолчал. Желваки опять заходили по скулам.
– Так что было в ресторане пять лет тому назад?
– Литвинов – это был последний аккорд. Я застал их в мужском туалете. Они занимались любовью.
– У них уже был роман? – спросил Турецкий, лишь бы что-то спросить. Информация была впечатляющей.
– Понятия не имею. Скорее всего – не было. До этого. А после – не знаю. Я просто решил, что с меня довольно. Понимаете? Я терпел ее распутство достаточное количество лет. Наверное, я ее все-таки очень
