– Ну ладно, ты уж не очень-то... Формируешь во мне комплексы. А это никому не нужно. В том числе Ирине.
– Так, ну раз Ира и Ниночка в порядке, давайте о делах, – проговорил Меркулов. – Ты, Александр, знаешь о взрыве в квартире Литвинова?
– Знаю. Что скажешь? Не рой яму другому. Марину Ильиничну мне глубоко жаль, но что поделаешь?.. Хорошо, хоть детей у них нет. Сирот не осталось. А что до загадки парных покушений – теперь она разгадана. Литвинов хотел убрать Нестерова, чтобы занять его место, его нишу. Мы нашли на территории предприятия на Дубровке подпольную лабораторию и клинику для проведения того же курса лечения, что делал Нестеров.
– Зачем же было устранять профессора? А как же здоровая конкуренция? – спросил Меркулов.
– Между ними не могло быть здоровой конкуренции. Потому что Нестеров – профи, хай-класс. А Литвинов – чиновник, подглядывающий в замочную скважину. Пока Нестеров работает, Литвинову никогда его не догнать. Как России Японию. Шутка грустная, но подходящая к случаю. Кроме того, он не мог использовать технологию Нестерова, не купив у него лицензию. А это удовольствие дорогое. Вот поэтому Литвинов и затеял покушение на себя, потом убийство Климовича, так, до кучи. Чтобы верней было. Затеял телефонную игру с угрозами в адрес Литвинова, которую вела его любовница, Руденко. Цель – довести Марину Литвинову до состояния аффекта. Что им, в общем-то, удалось. Результат: Литвинов устранил Климовича руками Круглова и своей жены. И далее планировал устранить ее же руками Нестерова. Чтобы попутно избавиться от постылой жены.
– Сложно все как-то. Треугольники, многоугольники...
– Все, в конце концов, сошлось в одной точке. Эта точка – истина. Мы ее нашли, – произнес Турецкий.
– А что же Зоя Руденко? Так и останется это чудо природы ненаказуемым? – поинтересовался Грязнов.
– Отчего же? Она соучастница преступления. Пособница. Она поставляла Литвинову эмбриональный материал, теперь мы это докажем. И статьи ей можно инкриминировать в достаточном количестве. Я этим займусь.
– А не боишься попасть под чары? – усмехнулся Грязнов.
– У меня теперь иммунитет. Пожизненный. И вот что, друзья. В ближайшую неделю хозяйство в доме веду я, пока Ириша не окрепла. Пользуясь данными мне полномочиями, захватив плиту и поваренную книгу, приглашаю вас в гости. В ближайшую субботу. С семьями, подругами и секретаршами. Устроим прием! А пока по рюмке отменного коньяка! – Он водрузил на стол коньяк. – Давайте выпьем за моих девочек!
– Геть! – почему-то воскликнул Слава.
Было очевидно, что никто не возражает.
...Александр вернулся домой с букетом цветов. Прокрался в спальню. Ирина дремала. Услышав его шаги, открыла глаза.
– Где Ниночка?
– Гулять ушла.
– Как?
– А что? Она хорошо себя чувствует. Пусть дышит. Знаешь, Саша, какое это счастье – дышать!
Он сел рядом с ней на краешек постели.
– Говорят, ты героическая женщина. Радистка Кэт.
– Пианистка.
– Ну да. Кэт была пианистка, в смысле радистка.
– А я и пианистка, и радистка.
– Ну да. Ты совсем забила меня своим интеллектом. Я уж слово молвить боюсь.
– От кого цветы? Сам купил?
– Нет. Женщина подарила.
– Что-о?
– Цветы подарила тебе наша Клавдия. Она передает тебе пламенный привет.
– Спасибо. Это ее духами воняет твоя рубашка?
– Ну да. Она ко мне прислонилась, Клавдия.
– Турецкий, я тебя когда-нибудь убью, и суд меня оправдает.
– Ну да, определенно оправдает. Если тебе не нравятся ее духи, я что ж, я сниму рубашку.
– И брюки.
– Ну да. Зачем они нам?
Обнимая жену, вдыхая родной, любимый запах ее волос, он подумал: то, что было с ним, – это наваждение, болезнь. И какое счастье, что он выздоровел. И какое счастье, что она, его единственная женщина, дождалась его выздоровления.
И еще он подумал о Насте. Подумал о ней в последний раз. Представил, что встретит ее через год в том же баре. Или где-нибудь еще. Москва – город маленький. И она будет совсем другой: может, еще более красивой, но совершенно чужой.
И ему не придется винить себя в том, что он сломал ей жизнь.
