выздоровлению?
Вот что, поеду-ка я домой. То-то Ирина удивится. И может быть, даже обрадуется.
А версию с подпольным производством нужно начать разрабатывать немедленно!
Глава 24
Покаяние
Он тихонько отомкнул замок, желая сделать сюрприз из своего раннего возвращения.
На кухне слышались голоса. В гостях у Ирины была ее подруга Тамара. Та самая эмансипэ, которой не удалось соблазнить Грязнова. Они говорили довольно громко, послышалось его имя. Саша замер у двери.
– Ирка, ты пойми, когда мужику за сорок, в нем кобель просыпается.
– Ты о Турецком? В нем это всегда было. Но все это было так, походя, между прочим. Я научилась на это не реагировать. Сейчас все по-другому. Он влюбился.
– Ты говоришь, она совсем молодая?
– Девчонка. Лет двадцать. Мне уже все сообщили.
– Это кто же?
– Есть добрые люди. Тома, я и сама вижу. Что мне факты? У меня свои факты есть. Личные.
– Какие? Он что, в постели...
– Я не хочу об этом, Тамара! Уволь.
– Ну да, я понимаю. Ирка! Тебе нужно заняться собой! Серьезно! Ты смотри – у тебя в углах глаз целая паутинка. И носогубные есть. И на лбу.
– Ты напрасно перечисляешь. Я вижу себя в зеркале.
– Надо что-то делать!
– Пластику? Ничего я делать не буду. Видела я всех этих... прооперированных... Страшнее смерти.
– Это не операция. Это новый метод. Ты помолодеешь, понимаешь? Вся! Весь организм! И будешь как эта девчонка, в которую он втюрился.
– Тамара, прекрати! – прервала ее Ирина. – Не хочу я никакого омоложения! Это унизительно, разве ты не понимаешь? Неужели я нужна ему только юной, без единой морщинки, вечной девочкой? Я прожила с ним целую жизнь! Я родила ему дочь. Я ждала его по ночам, молясь, чтобы с ним ничего не случилось! Я дежурила у его постели в больницах, когда всякие там бандитские пули... и все такое... Да, возможно, это меня состарило. Но я не хочу стыдиться ни одной своей морщины, слышишь? Я хочу, чтобы мой мужчина любил меня вместе с моей надвигающейся старостью, понимаешь? Я хочу стареть достойно, с ним или без него! – Голос Ирины зазвенел.
Саша грузно опустился на стул в прихожей.
– Кто там? – вскинулась Тамара.
– Это я, – откликнулся Александр.
Он поднялся, держа в руках букет хризантем. Бледно-желтых, игольчатых. Тех, которые Ирина любила больше всего.
Тамара выглянула из кухни.
– Ой, Ириш, гляди-ка. Муж твой пришел, да еще и с цветами. Я пойду, поздно уже.
Она быстро всунула ноги в сапожки, руки – в рукава дубленки, поданной Сашей.
– Давай, давай, мирись, – громким шепотом проговорила Тамара. – Я ее подготовила.
Дура! Убивать таких подруг нужно, еще в раннем детстве, подумал Саша, закрывая за ней дверь. Букет остался на табурете.
Саша прошел на кухню. Жена стояла у окна, спиной к нему, высоко подняв голову. Ему не нужно было видеть ее лица, чтобы знать, что она сгоняет слезы. Загоняет их обратно в глаза. Левая слезинка послушно уйдет в глубь серого глаза, а правая покатится по щеке.
Он подошел, развернул ее к себе. Действительно, по правой щеке катилась слеза. Ира тут же стерла ее рукой.
Он перехватил ее руку, прижал к губам. Она замерла на секунду, словно птичка, еще не решившая – улететь навсегда или пока задержаться. Саша смотрел в лицо своей жены. Он не смотрел на него давно, месяца полтора. Взглядывал мельком и тут же отводил глаза. А сейчас оно, ее лицо, было прямо перед ним. И он увидел лучики морщинок, засеявших уголки глаз. И поперечные – на лбу. Раз, два, три. А полтора месяца назад их не было вообще. И носогубные складки стали глубокими, заостряли ее лицо. Господи, что же он с ней делает?
Ирина, увидев выражение его глаз, выдернула руку.
– Что? Жалко тебе меня? – с усмешкой спросила она и, подняв голову, прошла мимо него.
Саша смешался, потому что она точно угадала его чувство.
– А где Ниночка?
– Она у подруги. На дне рождения. Попросилась остаться ночевать. Вечером идти домой страшно.
– Как? И ты ей разрешила?
– А ты против? Может, у тебя есть основания не разрешать ей этого?
Саша вышел за ней в прихожую.
– Это что? – Ирина указала на букет.
– Господи! Я забыл! Тамара твоя отвлекла меня! Между прочим, она у тебя дура. Это тебе, Ириша?
– Мне? У тебя что, сорвалось свидание?
– Чушь какая! – автоматом ответил Турецкий.
И опять в десятку! Хотя букет он покупал для нее, для Иры!
Жена прошла в комнату Нины, повернула ключ. Это еще что? Новое дело!
– Ира! – сказал он через дверь. – Пойдем завтра в ресторан, а? Я премию получил.
– Мы с Ниночкой завтра идем на мюзикл.
– Какой еще мюзикл?
– «Норд-Ост». Очень популярная вещь. Это по Каверину. «Два капитана». Нине будет интересно.
– А я с вами?
– А ты, Сашенька, не с нами. Спокойной ночи.
Марина Ильинична проводила участкового врача до двери.
– Так что все у вас, голубушка, прилично. Марат Игоревич пусть меряет вам давление каждый вечер. Лекарства у вас есть. Ну а уж если что-то срочное – вызывайте.
– Мне на улицу хочется.
– Выходите, конечно. Сначала лучше бы с кем-нибудь. Все же целый месяц не гуляли. Голова может закружиться. Так попросите соседей. Вон, Александра Степановича. И ему с вами веселей прогуляться. А то я сейчас зашла к нему: скучает. Все на небо просится, – вздохнула участковая. – Ну, пойду я. До свидания.
Литвинова открыла дверь, выпуская доктора. И тут же открылась соседняя квартира.
– Маринушка! Здравствуй! Что-то я тебя не видел давно. Не заходишь. Забыла старика.
– Я... – На глазах Литвиновой неожиданно показались слезы.
– Вот-вот, поругайте ее, Александр Степанович, – сказала докторица и скрылась в лифте.
– Ты что печальная такая? А? Или горе?
– Горе... – прошептала Марина и вдруг отчаянно зарыдала.
– А ну-ка заходи ко мне.
Он увлек Марину в свою квартиру и захлопнул дверь.
– Говори, что стряслось? Я все пойму. Не грызи ты себя поедом. Я и так догадываюсь.
– Ох, дядя Саша, дядя Саша... Как я устала одна. Ночью от ненависти сгораю, а днем от раскаяния. Я человека убила... – Она застонала, опустилась на стул.
Александр Степанович сел рядом.
– Ну говори! Облегчи душу-то, а то задохнешься!
– Это я придумала про бомбу. У нас над дверью.
– Ой ли? Ты ли?
– Ну не сама. Мне Митя подсказал. Человек один есть, очень плохой... И он хочет Марата моего извести.
