образование, и опыт. И, разумеется, он пытался что-то выяснить, правда, по моему совету, очень осторожно... Единственное, что ему удалось, даже с довольно высокой степенью достоверности, узнать, – что человек, который за всем этим стоит... Или группа людей... С одной стороны, занимает официальную должность в Минкульте, с другой – прочно связан с криминалом. Старый друг Марка намекнул, что речь идет о крупной отмывке денег, и добавил, что никому не посоветовал бы вступать в конфликт с этими людьми. Как вы понимаете, называть конкретные имена и даже должности он поостерегся. Марк после этого попытался поговорить со Строгановым, убедить его хотя бы вступить в переговоры. Но Строганов отказался даже обсуждать такой вариант...
– Вы не могли бы назвать имя этого старого друга, давшего совет?
Елена Розингер посмотрела на Галю с некоторым сожалением:
– Вы в курсе, что у меня двое детей и оставшаяся на моих руках после гибели мужа старуха-свекровь?.. Нет, не могла бы. Я и так рассказала все, что знаю, и вряд ли смогу вам помочь чем-нибудь еще!
Романова пристально взглянула в невозмутимое лицо своей собеседницы и поняла, что больше из Елены Розингер ей не вытянуть ни слова. Разговор с вдовой покойного продюсера и менеджера «Дома оперы» оказался абсолютно бесполезным для следствия: женщина не рассказала ей ничего нового и фактически прямо отказала в дальнейшей помощи. Из этого следовало, что она так же, как Строганов, не верит, что смерть ее мужа – несчастный случай. И впредь намерена держаться от всей этой истории как можно дальше: ради детей, свекрови, себя самой... И пусть при этом кто-нибудь первым решится кинуть в нее камень! Только не Галя.
Вежливо попрощавшись с хозяйкой, Романова не в самом лучшем расположении духа покинула эту неестественно аккуратную квартиру. Что ж, кто сказал, что ей всегда должно везти на свидетелей, готовых сотрудничать с органами ради истины, даже с риском для собственной жизни?.. Возможно, Валере Померанцеву повезет сегодня больше, чем ей...
Юрий Валерьевич Строганов с некоторым изумлением разглядывал своего собеседника, при этом с трудом не упуская смысла разговора. Внешность Михаила Семеновича Катаева действительно впечатляла. Чтобы к ней привыкнуть и перестать замечать, несомненно, требовалось какое-то время... Перед Юрием сидел абсолютно лысый господин невероятной толщины. При этом лицо Катаева казалось взятым от какого-то совсем другого человека: правильной овальной формы, с небольшим тонким носом и веселыми, очень умными серыми глазами – в точности такими же, как у его дочери.
Риммочка собственноручно провела Строганова через несколько комнат, выстроившихся анфиладой, в богато обставленную гостиную и, представив «папочке», бесшумно исчезла, словно растворилась в воздухе.
Поняв, что разглядывать и дальше хозяина этой огромной квартиры столь беззастенчиво просто неприлично, Строганов вновь сосредоточил свои усилия на том, что говорит Катаев.
– Я Марку дал тогда единственно разумный совет. – Михаил Семенович шевельнулся в широком, явно антикварном полукресле, составлявшем часть гарнитура гостиной, отчего то жалобно скрипнуло, – встретиться с этими людьми, поговорить, потянуть время... А там – видно будет!.. Платить или не платить – это один вопрос. Сколько платить – это совсем другой... Выгадать время – необходимое условие для того, чтобы решить проблему... Вы, Юрий Валерьевич, сколько лет провели за границей?.. То-то! А следовательно, в наших здешних делах и делишках разбираетесь ничуть не лучше, чем мой пятилетний внук Борька!
– Вы хотите сказать, – мрачно предположил Строганов, – что платить этим подонкам все равно придется, если... если я хочу здесь выжить?..
– Необязательно! Но для того чтобы ускользнуть от этого, есть разные пути. Очень разные!
– И вы – в случае, если согласитесь работать у меня, – беретесь эти пути найти? Гарантируете, что театр и студию оставят в покое?
– Гарантий в наше время, уважаемый Юрий Валерьевич, даже Небесная контора не выдает, – усмехнулся толстяк. – Вон глядите, что делается: вчера жара под тридцать, как сообщили синоптики, выше июньской нормы. Сегодня – холодрыга, по словам все тех же синоптиков, ниже ноябрьской... Так что о гарантиях речь не идет. Но попытаться можно!
Строганов с тоской поглядел в окно, куда только что указал палец Катаева. За ним действительно стояла упомянутая ноябрьская слякоть, абсолютно не сочетающаяся с календарем, утверждающим, что на дворе – разгар летнего месяца... «Вот она, Россия-матушка... – почему-то подумалось ему. – На кой черт ты, Юрка, сюда приехал? Что ты теперь, гражданин цивилизованного мира, во всем творящемся на твоей, так сказать, исторической родине понимаешь?.. Этот ушлый толстяк с умнющими глазами – вот он точно понимает. И прокурорский следователь, кажется, из тех, кого здесь называют „важняками“, тоже понимает... И наверняка, как и Катаев, держит тебя за наивного идиота, случайно расшалившегося и нечаянно поломавшего... Нет, не игрушки – жизни людские...»
Михаил Семенович терпеливо ждал, когда Юрий заговорит. Полагал, должно быть, что тот обдумывает его слова. А что тут было думать? Радоваться надо, что нашелся человек, собирающийся помочь ему, Строганову, в его не только рисковом, но и опасном деле... Радоваться, а не тянуть с окончательными словами, после которых уже ничего не поменяешь. Хотелось бы знать, что именно мешает Юрию радоваться этой удаче?..
– Вы, наверное, знаете, – сказал Строганов вслух, – что идет следствие, связанное с театром?
– Конечно! Насколько понимаю, лично с вас подозрения в этом ужасном убийстве сняты?
– Ну, значит, вы знаете больше моего, – слабо улыбнулся Юрий. – Мне об этом никто не говорил, и моя подписка о невыезде все еще действительна...
– Будем надеяться, обойдется, – как бы между прочим сказал Катаев. – Но вот если вы надеетесь, что наши органы сумеют помочь вам избавиться от бандитов, то очень сильно ошибаетесь, уважаемый Юрий Валерьевич! Российская правоохранительная система – фантом, мираж в Каракумской пустыне! Реальна исключительно издали и ровно до того момента, пока с ней не соприкоснешься!
«Скорее всего, он прав, – вновь подумал Строганов, припомнив следователя Мосгорпрокуратуры Никонова. – Скорее всего...»
– Ну так что – будем работать или как? – поинтересовался Михаил Семенович, которому, видимо, надоело ждать и хотелось заняться делом немедленно. Для своей комплекции он производил впечатление удивительно активного человека.
– Меня сейчас в первую очередь тревожит студия, – вздохнул Юрий. – Представить не могу, как можно этих людей заставить действительно работать, а не вымогать деньги... Если бы они придерживались оговоренных сроков, мы могли бы успеть заново изготовить хотя бы часть дисков, предусмотренных сорванным контрактом, и неустойка соответственно сократилась бы...
– Так в чем же дело? – Глаза Катаева вспыхнули снисходительной искоркой. – Во-первых, что касается дисков: пока то да се, студию, где их можно сделать, я найду вам за пару дней! Главное, что оригиналы сохранились!..
– Вы это серьезно?! – Строганов поразился, почему ему самому не пришла в голову столь простая мысль – поискать студию, которая за умеренную плату возьмется за горящий контракт. Хотя где именно следует таковую искать, с чего начать поиски и т. д., он представлял себе весьма смутно.
Юрий взглянул на Катаева с уважением: надо же – вот так, с ходу! А тот между тем продолжил. Причем в руках Михаила Семеновича словно из воздуха материализовался пухленький синий блокнотик и серебристая крохотная ручка, почти невидимая в его толстых пальцах.
– Конечно, серьезно! – усмехнулся он. – Теперь – относительно ремонта. Деньги, говорите, вымогают? Уволить немедленно, по причине несоблюдения оговоренных сроков, то бишь нарушения контракта! Рабочие у меня есть – молдавская бригада: отличные мастера, за полцены пашут так, словно речь идет о спасении души... У них сейчас как раз будет «окно» в парочку недель.
Строганов не верил своим ушам: неужели все решается так просто, как утверждает Катаев? Если это так...
– Ну-с, а что касается всего остального, – сказал Михаил Семенович таким тоном, словно речь шла о решенном деле, – платить мне будете так же, как Марку: деньги меня не слишком интересуют... Будьте любезны, Юрий Валерьевич, адрес вашей пострадавшей студии...
Анечка Матвеева была самым мелким и низкооплачиваемым сотрудником министерства, к
