больницу к родственнику без гостинцев наведывается?
– Зайдем, – посулил Денис, – только сначала сходим в лабораторию.
Наиболее надежным средством остаться незамеченными в лаборатории были медицинские белые халаты, однако, если бы их обнаружили при досмотре, это вызвало бы основательные подозрения, и от халатов пришлось отказаться. На подходе к корпусу Денис с некоторым облегчением обнаружил, что они все равно не пригодились бы: работники лаборатории в этой клинике носили особые халаты – с завязочками на спине. Форма такая, наподобие хирургической. Понятно... В каждом доме свои порядки...
– А что мы хотим найти? – поинтересовался Голованов.
«Сам не знаю, – подумал Денис. – Что-нибудь сомнительное, что позволило бы эту самую „Дельту“ прищучить к радости госпожи Аллы Лайнер». Но отвечать так подчиненному было бы несолидно: если начальник не знает, чего хочет, то кто же, спрашивается, должен это знать? Поэтому Денис Грязнов с должной долей уверенности и солидности заявил:
– Доказательства международного спортивного заговора против России.
– Ага. – Очевидно, Голованов удовлетворился этим шатким объяснением их миссии – по крайней мере, следующий вопрос был задан на другую тему: – Вдвоем пойдем или как?
– А чего нам стесняться, раз уж мы без халатов? Удостоверения у нас при себе. Войдем прямо и спросим «Дельту», чем это они тут занимаются и по какому праву.
Дверь лаборатории была распахнута настежь, потрясая мир шедевром излеченного алкоголика. В это впечатляющее полотно Денис буквально впился, не отрывая взора, на четверть минуты забыв, зачем он здесь:
– Ну и ну! Сева, только глянь на это!
– Пойдем, Денис, – потянул его за рукав Голованов, менее подверженный расслабляющему воздействию произведений искусства. – Нечего любоваться всякими гадостями. Вот полюбуйся лучше на этих милых девчат, которые нам сейчас поведают местные тайны мадридского двора.
«Милые девчата», вчетвером занимавшие комнату с алкоголическим полотном, дружно обернулись. Трое из них действительно относились к женскому полу, а что касается четвертой персоны – увы, оказалось, что самые красивые пышные белокурые волосы, гладко забранные под резинку в «конский хвост», принадлежат парнишке лет двадцати, плотноватому и такому же, как Денис, веснушчатому.
– Что вам нужно? – баском спросил он, видимо неся ответственность за остальных, как петух за свой курятник.
– Агентство «Глория», – дуэтом рыкнули Денис и Сева, помахивая удостоверениями.
К чести лабораторных тружеников, они ничего не скрывали – потому что особенно нечего было утаивать. Да, к ним привозят пробы крови, иногда мочи – они делают анализы, выявляя наличие анаболических стероидов или продуктов их распада. Работа нетрудная, платят более чем достаточно. Правда, болтать о ней запрещено, потому что им сказали, что спортсмены, чьи естественные жидкости подвергаются исследованию, способны и загубить результаты, чтобы избежать изобличения в приеме допинга, и даже убить. Возглавляют лабораторию иностранцы, фамилия главного из них – Шварц, а заместителя – Карполус. Они же нанимали лаборантов: девушек набрали в других больницах и поликлиниках, парня по имени Вадим взяли свеженького, после фельдшерского училища. Так что лаборанты о глобальной стратегии своей работы ничего не знают, а все обязаны знать Карполус и Шварц. Им и карты в руки. С ними поговорить бы – это полезнее... Жаль, здесь они редко бывают, все больше в Малаховке, где Институт физкультуры, а может, и в других местах. Трудно их застать.
Может быть, так оно обычно и было, но сегодня судьба улыбалась частным сыщикам. Правда, на лице массивного смуглокожего типа в очках, который вломился в помещение, потрясая кулачищами, улыбка не присутствовала. Скорее, у него было выражение человека, который обнаружил на своей чистой, вылизанной кухне с белым кафелем россыпь тараканов: смесь гнева и брезгливости.
– Кьто вас сьюда пустиль? – набросился он на Грязнова с Головановым.
Те отстранялись от его волосатых кулаков, всячески избегая, чтобы не дать случайно сдачи: а то еще выйдет международный конфликт.
– Никто нас сюда не пусти... не пускал, – попытался Денис оправдать лаборантов, на которых важный заграничный начальник мог сорвать свою прущую во все стороны злость. – Сами вошли. Господин Шварц... или Карполус? Господин Карполус, мы уполномочены поговорить о ваших методах... сбора проб у русских спортсменов... да хватит руками махать! Посмотрите, вот удостоверения, мы представляем частное охранное предприятие «Глория»... Ваши методы некорректны...
Но как бы они ни старались держаться в рамках, ничто не могло утихомирить расходившегося Карполуса. Из его визга, где по-русски звучала едва ли треть внятных слов, можно было извлечь только угрозы. Карполус грозил пожаловаться в Международный олимпийский комитет, в ООН, в посольство Греции и вдобавок торговому представителю США Дэвиду Гроссу. Вообразив, что пришельцы похитили что-то из лаборатории, Карполус принялся отбирать у Дениса его «дипломат». Денис не отдавал. «Дипломат» раскрылся, и по полу весело запрыгали пачки печенья «Юбилейное», а сверху плюхнулся литровый пакет сока. Лаборанты тихонько отползали под столы, заставленные пробирками: они были в восторге от такого яркого перерыва посреди рабочего дня...
– Ну и как, добились чего-нибудь? – спросил Димка, озадаченно принимая в подарок юбилейно- печенную труху в порванной упаковке. – Подрались, что ли?
– Нет, – на оба вопроса ответил одним словом Сева Голованов.
Денис не был столь категоричен. Кое-что, по его мнению, выяснить удалось. Во-первых, побывав в логове врага, чувствуешь законную гордость. Во-вторых, почему Карполус поминал отдельно Дэвида Гросса? Это что – его «крыша» в верхах?
...Вадим Глазков, юный фельдшер-лаборант, считал себя абсолютно счастливым человеком. Счастье его было сродни счастью Емели, обладателя замечательной волшебной щуки: Вадим считал, что все люди вокруг него что-то уж чересчур суетятся, наподобие Емелиных умных братьев, которые в конечном счете остались ни с чем – ну, может быть, только со своим запущенным бедноватым хозяйством и со своей развороченной худой избенкой, из которой Емеля изъял даже печь.
Если суетиться, обязательно что-нибудь не так сделаешь, и получится только хуже. А если не рыпаться, а медленно передвигаться в плавном потоке жизни, счастье само тебя найдет и преподнесет тебе больше, чем если бы ты упорно старался. Одним словом, как это формулировали древние китайцы: «Сядь на берегу реки и любуйся на воду, и рано или поздно ты увидишь, как по реке проплывет труп твоего врага...» Гм, нет, пожалуй, это не вполне подходящий пример: врагами Вадим не обзавелся благодаря своему пофигизму и добродушно-равнодушному отношению к окружающим. Скажем, лучше так: «Сядь на берегу реки и жди: рано или поздно по реке проплывет волшебная щука. Тогда тебе останется только поймать ее, и дело будет в шляпе».
Как ни покажется это удивительным, в нашей, далеко не сказочной действительности принцип Емели действовал, принося Вадиму спелые, сочные плоды. Ему удавалось жить как-то очень ровно, не получая душевных травм и избегая неприятностей. В школе он учился неплохо, но и не слишком хорошо, удобно обосновавшись как на парте в середине среднего ряда, так и в оценочном среднем диапазоне, перебиваясь с троечки на четверочку. Он бы и вовсе не учился, чтобы не затрачивать лишние усилия, но оказаться двоечником, которого прорабатывают на собраниях, из-за которого папа с мамой сходят с ума и устраивают постоянные скандалы, означало бы слишком хлопотную жинь. Вопреки увещеваниям родителей и учителей, находивших в этом середнячке отличную память и достаточно острый, хотя и несколько заплывший ленивым жиром ум, Вадим в отличники выбиться не стремился. Подумаешь! Зачем лишать себя лучшей, может быть, части жизни, которая проходит мимо зубрилок? Вадим любил гулять, особенно за городом, созерцая природу. Любил слушать музыку. Любил читать необременительную литературу, далекую от школьной программы, особенно фантастику. Любил бывать в компаниях друзей, которым не докучало его молчаливое присутствие, хотя никому не приходило в голову спросить: а чей, собственно, друг Вадим Глазков и по какому праву среди нас ошивается? Его никто не звал и никто не гнал, а он, со своей стороны, не старался предпринять что-то для того, чтобы стать нужным и желанным.
Окончив девять классов, он поступил в медицинское училище, единственно потому, что поступление в вуз требовало ожесточенной конкурентной борьбы... Почему именно медицинское? Вопреки расхожей схеме, согласно которой в медики идут либо отпетые альтруисты, либо люди, испытавшие на себе, что такое
