тяжелая болезнь, либо те, чьи близкие родственники тяжело болели или скончались в страшных мучениях, ничего подобного у Вадима не наблюдалось. Родственников, в том числе дедушек и бабушек, у него был полный комплект, и все для своего возраста здоровые. Сам он, кроме кори в глубоком детстве и сезонных гриппов, отродясь ничем не болел. В чем же заключалась причина? Она была вполне глазковской: медучилище располагалось прямо напротив его двора. Ворота в ворота.
Итак, медучилище тоже, по большому счету, Вадима не изменило. Специальность «фельдшер-лаборант» ему нравилась, но не до такой степени, чтобы жертвовать ради нее сложившимся образом жизни. Он учил то, что требовалось, – ровно настолько, чтобы стать хорошим фельдшером-лаборантом и получить хорошее место, позволяющее вести сложившийся образ жизни. Кое в чем Вадим стал еще ленивее. Например, свой белый халат он стирал, только посадив на него заметное пятно. А волосы, чтобы избежать частых походов в парикмахерскую, стал скреплять резинкой на затылке. Волосы у него, когда отросли, оказались красивые. И вообще, как выяснилось, студент Глазков способен нравиться женскому полу, особенно соученицам. Но на сверстниц, интимное общение с которыми грозило осложнениями в виде страстной, вплоть до гроба, любви, беременности, незапланированной свадьбы и т. п., Вадим как-то не обращал внимания, предпочитая особ постарше, которым, он стопроцентно был уверен, нужен от него голый секс. Если не был уверен, в отношения не вступал. Женщины постарше и поопытнее привлекали его еще и тем, что в сексе брали инициативу на себя. А ему только того и надо было.
Все студенты двенадцатой группы, где учился Вадим, были уверены, что рано или поздно полный пофигизм и отсутствие активных действий приведут Глазкова к печальному финалу: ему не удастся устроиться на хорошую работу и будет он коротать деньки в грязной, обтерханной лаборатории захолустной поликлиники, где с потолка сыплется штукатурка прямо в баночки с отходами человеческой жизнедеятельности, сданными на анализ.
Но тут-то и начал наконец действовать принцип Емели! Волшебная щука вынырнула... из баночки с мочой. Короче говоря, еще не отшумели в медучилище выпускные экзамены, а к Вадиму подошел важный иностранец и с акцентом сказал, в тоне располагающем и чуть-чуть снисходительном, что он ознакомился с оценками господина Глазкова и с его образом действий и решил, что господин Глазков – подходящая кандидатура для имеющейся у него вакансии...
Йес! Это сбылось! Пока двенадцатая группа мучилась сомнениями, подавала резюме, считала пределом мечтаний работу в какой-нибудь платной клинике, где заработок высокий, но за этот заработок нужно пахать так, что пар из ушей повалит, – Вадим уже отыскал себе теплое место. Причем – как он и хотел – без малейшего усилия. Иностранец – настоящий руководитель: стоит ему взглянуть на человека, он сразу видит, кто ему подходит, кто нет. Вот, значит, и Вадим Глазков может гордиться: если его выбрали, значит, увидели в нем перспективного специалиста. Место работы – что надо: далековато от дома, зато по прямой линии метро. Зарплата? Выше ожиданий. Дополнительные выходные дни? Часто. Ну, кто говорил, будто из Вадима Глазкова ничего путного не получится?
Правда, стоило ему прийти в новую лабораторию и познакомиться с коллективом, внутри него зазвенел сигнал, свидетельствующий о том, что здесь что-то не в порядке. Точнее, Вадимов ум, как бы независимо от него, начал анализировать, сопоставлять факты и, представив результаты логических усилий, заставил в конце концов своего владельца поверить в то, что глазковский профессионализм здесь ни при чем. При чем тут профессионализм, откуда ему взяться – без году неделя после медучилища! Но когда Вадим очутился среди тех, кто также был избран мистером Карполусом, он, к своему смутному недовольству, обнаружил сходство между ними... Стало быть, так получается, сходство с собой?
Вот, например, Лорина, грузинка. «Толстый лори», как ее сразу назвал Вадим, видевший этого экзотического зверька в передаче «Клуб путешественников». У Лорины, в точности как у этого лемура, круглая обаятельная мордочка с большими черными печальными глазами и толстый висячий розовый носик. И она такая же безмолвная. Двигается бесшумно, так, что ни одна пробирка не зазвенит. Просто как будто и нет ее.
Или Настя, белокурый цветочек. В отличие от статной, широкобедрой и полногрудой Лорины, Настя маленького роста, безгрудая и хрупкая, но такая же молчаливая и застенчивая. Голос у нее писклявый, довольно-таки громко отдающийся в стенах лаборатории, но подает она его редко.
А еще есть Рива, Ревекка Израилевна. Та постарше их всех, у нее самый большой опыт лабораторной работы, и иногда, во время перерывов, когда все пьют чай, она делится занятными случаями из практики. А вот о себе не рассказывает, словно заперла эту дверку на ключ. Есть ли у нее муж и дети, что заставило ее уйти с предыдущего места работы, каким образом завербовал ее Карполус – об этом она не сказала ни слова. На профессиональные темы поболтать – пожалуйста, личные – ни-ни, это область неприкосновенная.
В часы работы, когда, если бы не постоянный лабораторный фон шуршаний белых халатов, скребущего звука соприкасающихся стеклышек, легкого позвякивания пробирок, можно было бы вообразить, что здесь никого нет, Вадим прикидывал и соображал, что и его, пожалуй, Карполус выбрал среди всей двенадцатой группы (или даже всего медучилища!) единственно за необщительность. Не хочет он, чтобы о его лаборатории, которая в наркологической клинике, много трепались. Почему?
Несколько позже, получив скупое, но исчерпывающее объяснение, Вадим расслабился. Все очень просто, и конфиденциальность необходима для пользы самих же служащих. Подумаешь! Никаких особых секретов. Лаборатория наркологической клиники – это не лаборатория по уничтожению человечества, и Алекс Карполус – не доктор Франкенштейн. Все гораздо проще... И выгоднее для Вадима. В некотором смысле Вадим остался даже доволен. На протяжении всей сознательной жизни ему то и дело твердили, что нельзя быть таким, как он. А тут вдруг выяснилось, что очень полезно быть таким, как он.
Установив это, Вадим Глазков окончательно пошел на поводу у своей инертности и малообщительности. Купил себе дорогой MP3-плейер с наушниками и теперь уже постоянно – в транспорте, а иногда и на работе – отгораживался от остального мира стеной звуков. Навыки, требующиеся для работы, вошли в плоть и кровь, и больше не приходилось прилагать особенных усилий; даже данные нормы тех показателей, с которыми Вадим обычно работал, он запомнил наизусть. В парикмахерскую сходил лишь тогда, когда папа утром бросил насмешливо, что скоро его сына примут на главную роль в ремейке фильма «Варвара-краса, длинная коса».
– Что за парень у нас вырос? – брюзжал папа, когда был уверен, что сын не слышит его. – В кого он такой тюфяк? Вроде мы с тобой – нормальные люди, и в родне у меня никого похожего не было...
– Прекрати! – обрывала его мама, по привычке защищавшая дорогого ребенка. – Наш сын вырос, он не наркоман, не пьяница какой-нибудь. Что тебе еще от него надо? Ну, пусть тюфяк – не всем же быть президентами!
В президенты Вадим Глазков и не рвался. А зачем ему такая беспокойная должность? Вот если бы от дома до наркологической клиники передвигалась по ускоренному маршруту самоходная печь, такому подарку со стороны обслуживавшей его щуки Вадим, пожалуй, обрадовался бы.
30
Холостяцкая жизнь, к которой настолько прикипел Юрий Гордеев, что не желал никакой другой, имеет свои плюсы и минусы. Главный плюс заключается в том, что ты не обязан никому давать отчет, куда ты отправляешься и что намереваешься делать. Главный минус заключается в оборотной стороне плюса: никто не знает, где ты и чем занимаешься. Следовательно, если с тобой приключится несчастье, тебя долго никто не хватится... Возможно, фатально долго – в ситуации, где счет идет не на дни, а на часы, а то и на минуты.
Первыми спохватились сотрудники десятой юридической консультации на Таганке, когда Гордеев не вышел на работу в назначенный срок. Будучи в курсе, что он забронировал место в пансионате, они подумали, что он решил продлить отпуск: это, конечно, не совсем в его характере, но что только не случается летом с людьми! Эта непрекращающаяся жара всех сводит с ума... Одним словом, беспокойство по поводу исчезновения Юрия Петровича возникло, но умеренное. Градус паники взвинтила Аня Любимова, когда, отчаявшись найти Гордеева по мобильному телефону, позвонила ему на основное место работы и услышала, что на работу он не выходил.
– Как – не выходил? – закричала в трубку Аня, чувствуя, как внутри ее напряженного тела бродят, колются мелкие истерики. – Куда же он пропал?
– Девушка, а почему вы считаете, что он пропал?
