на шею Леонардо и стала так бурно выражать свою радость, что проходящие мужчины несомненно позавидовали Леонардо. Не часто встретишь на улице такое бурное проявление любви. Особенно когда такая красавица душит в своих объятиях человека внешне ничем не примечательного.
Они замечательно провели несколько оставшихся до отлета часов. Гуляли, взявшись за руки, целовались, сидя в сквере на скамеечке, потом пообедали в ресторане, и, когда Саша, проходя паспортный контроль в аэропорту, оглянулась, Леонардо все махал ей рукой, пока она не скрылась за поворотом длинного коридора.
Глава 7 Замолви словечко за веру!
Елена Львовна хлопотала на кухне, прислушиваясь к голосам внуков. «Пока не скандалят», — удовлетворенно думала она, перемешивая на сковороде овощи для борща. Наконец-то они чем-то занялись. Может быть, рисуют. Как раз вчера она подарила им по пачке фломастеров. На какие только не пойдешь расходы, лишь бы дети были при деле. Детский сад закрыли на карантин, и теперь все члены семьи по очереди дежурили с этими сорванцами. Николай, подлец, в свои часы вообще не обращал на них внимания, всецело погружаясь в свои картины. Другой бы давно бросил эту мазню при таких условиях. А этот сидит, молчит, вперив безумный взгляд в холст, и почти в потемках рисует. Чтобы перемещаться по квартире, приходилось протискиваться бочком, потому что со своим мольбертом он занимал большую часть коридора. Сегодня утром Ирка опять затеяла с ним ссору, упрекая в том, что денег он так и не принес, хотя еще неделю назад обещал, что ему заплатят за вывеску в парикмахерской. Раньше он бы промолчал или ответил своим меланхоличным голосом, что не в деньгах счастье. Но в последнее время он стал заводиться с полуоборота. Голос у него при этом становился визгливым, как у бабы, и Елене Львовне так хотелось треснуть его сковородой по голове, что у нее начинали трястись руки. «Скоро все с ума посходим», — думала она безнадежно. Жизнь все дорожает, вся семья ходит в обносках с чужого плеча, соседи даже иногда приносят просроченные продукты. Она с тоской подумала о Глебушке, которого пасла несколько месяцев, водила его в разные кружки, пока родители вдруг не снялись с места и не уехали с ним в Америку. Иссяк ее постоянный и вполне приличный источник дохода, здорово поддерживавший семью. Ничего нового она пока не нашла, а мыть полы в подъездах здоровья не хватает, у нее и так межпозвоночная грыжа. Если сляжет, семье вообще конец. Ирка после уроков задержится, сегодня пойдет с Юрием Васильевичем в банк. В чем заключается ее дополнительная работа, Елена Львовна так и не поняла. Ирка особо и не старалась разъяснить. Что-то вроде сопровождения. Но не опасно. Спасибо Ольге Александровне, замолвила словечко за Иру. Теперь хоть какие-то дополнительные деньги иногда перепадают. Выплатили долги за квартиру, отремонтировали стиральную машину, Ира себе новое пальто купила. А то стыд-позор, ученицы лучше учительницы одеваются, потому и отношение такое к учителям — никакого уважения. «На второе сварю им геркулесовую кашу», — подумала Елена Львовна. Спасибо Елизавете Георгиевне, соседке со второго этажа, вчера большой пакет продуктов принесла. Говорит, ревизию делала у себя на кухне. Костик, сын ее, прислал свежие продукты со своим водителем, тот несколько раз к машине спускался, какие-то коробки ей таскал. А Елизавета Георгиевна, наверное, освобождала для них место в шкафу, вот старые продукты и принесла. Елена Львовна проверила срок годности — ничего страшного, употреблять еще можно. На геркулес только месяц назад срок годности истек. И что это дети затихли? Подозрительно, их так надолго ничем не увлечешь… Елена Львовна заглянула в их комнату, потом подергала дверь своей — нет, не открыли, она же всегда от них дверь своей комнаты запирает. Пошла в ванную.
— Батюшки, что же вы делаете, безобразники такие?! — Мальчишки увлеченно топили в ванной обувь. Там уже плавали комнатные тапочки Ирки, летние босоножки Елены Львовны, единственные приличные туфли Николая, а утонувшие сапоги Ирки уже лежали на дне.
— Утонули! — радостно закричал младший, Егорка, и восторженно захлопал ладошами по воде, поднимая тучи брызг. — Бабуля, у нас тут море, а это кораблики. Только самые большие корабли утонули. Пусть они будут подводными лодками. — Старший, Антон, уже почувствовал, что взбучки от рассерженной бабули не избежать, и собрался нырнуть под ее рукой, чтобы выскочить в коридор, но не успел. Бабушка еще не потеряла сноровку бывшей спортсменки, реакция у нее была не по годам быстрая, она ухватила Антона за ухо, и тот заверещал. Младшего ей тоже удалось притормозить, схватив за воротник рубашки.
— Что же вы творите, балбесы? — Ей хотелось их удушить, но они оба так виновато смотрели на нее, что она плюнула и отпустила их. — Идите рисуйте, вам же дали фломастеры.
— А мы уже нарисовали: и море, и волны, и лодочки… — обиженно заныл младший.
— И решили море у нас дома устроить? — Бабушка на прощание шлепнула каждого по разу и стала вылавливать обувь. Воду в ванной спустила, вытерла пол тряпкой, кое-как попыталась вернуть сапогам и туфлям былую форму, но вид у обуви был безнадежно испорчен. Натолкала в них газет и пошла на кухню. Вода в кастрюле почти выкипела, хорошо хоть, свекла с капустой не подгорели, и, когда она долила воды и хотела уже заправить борщ зажаркой из лука с морковкой, сковорода оказалась пуста.
— Где зажарка? — проревела страшным голосом Елена Львовна и броcилась в комнату. Ребята испуганно смотрели на нее, Егорка растерянно пролепетал:
— А мы ее съели…
— Боже мой, боже мой, что за дети? Это же наказание господне, какой ужас! — запричитала Елена Львовна и чуть не расплакалась от обиды. Сколько же мороки с этими внуками, лучше бы она уехала с Глебушкой в Америку. Как-то она не подумала, что ее туда никто не приглашал.
— Уеду от вас в Америку! К хорошим детям! — едва сдерживая ярость, выкрикнула она внукам в лицо.
Егор скривил рожицу, готовясь расплакаться, но Антон успокоил его:
— Никуда она не уедет, у нее денег нет.
— Откуда ты знаешь? — cпросил с надеждой Егорка.
— Да вчера бабуля сама сказала, что фломастеры нам на последние копейки купила. Давай лучше играть. Ты будешь самолет, а я летчик. — Егорка послушно сел на корточки, расставив руки, как крылья, а Антон взгромоздился сверху и громко загудел, быстро вращая руками, как пропеллером.
Покормив детей, Елена Львовна уложила их спать. Они затихли, она сама прикорнула, а когда проснулась, на часах было уже четыре. Николай куда-то ушел — небось опять по друзьям потащился. Хоть бы не напился. Потому что в пьяном виде она его уже совсем не выносила. Он начинал громко распевать церковные псалмы, и сказать ему что-то было совершенно невозможно. Он впадал в ярость, обзывал ее безбожницей, еретичкой, коммунисткой-атеисткой и сулил ей страшные муки на том свете. Ирка при этом помалкивала — поющий муж ее не раздражал. Голос у него был приятный, и по воскресеньям он пел в церковном хоре, где его потом кормили и давали какую-то мелочь. На эти деньги он покупал краски.
Входная дверь открылась, заявился зять. Как ни странно, совсем трезвый. Он молча прошел на кухню, загремел там посудой, зачавкал, остервенело выскребывая ложкой тарелку. Может, он и не чавкал, но Елена Львовна обладала ярким воображением и могла предположить только такой вариант.
Она сидела в своей комнате и штопала детские колготки. Соседка по дому накопила их с дюжину, хотела сама перештопать для своих детей, но так и не собралась и отдала весь ворох Елене Львовне.
На пороге без стука возник Николай.
— Спасибо за обед, — неожиданно поблагодарил он тещу, и она чуть не выронила колготки. В последнее время они почти не разговаривали. — А где Ира?
— Она сегодня придет позже. Деньги принесет. — В голосе тещи прозвучал упрек, и зять это заметил.
— Я тоже принес деньги. Мне в парикмахерской заплатили за вывеску. Я тут это… заказ получил. Большой. — Он умолк, привалившись к косяку, строгий его взгляд был устремлен на Елену Львовну. Наверное, ей нужно было порадоваться за него или похвалить. Хотя хвалить пока еще не за что.
— Хорошо, — наконец подала она голос.
— Заказ большой, — повторил он значительно. — Наверное, на год.
