Вот это уже была приятная новость. На год — значит, действительно большой, хорошо заплатят.
— Я рада за тебя. — Елена Львовна смотрела на зятя поверх очков, и чувство, похожее на жалость, зашевелилось у нее в груди. У Николая был не очень здоровый вид, под глазами темные круги, он сильно ссутулился, и его тощая невысокая фигура делала его похожим на подростка из неблагополучной семьи, где никогда досыта не кормили. Старенькие потертые джинсы пузырились на коленях и сползли на бедра. У него не было даже ремня. Растянутый воротник выгоревшей водолазки обнажал острый кадык и тонкую беззащитную шею. «И это муж моей дочери, — горестно вздохнула она. — Кормилец семьи…»
— Короче, я уезжаю в Америку, — закончил свою мысль зять и облегченно вздохнул. Видимо, не знал, на какой козе подъехать к теще и какую ждать реакцию. Скорее всего, он был готов и к грандиозному скандалу. Сказать, что Елена Львовна удивилась, — это ничего не сказать. Она была изумлена и, не сдержав эмоций, вскрикнула:
— Как — в Америку? Почему? А как же Ира с детьми? — Хотя как раз Ире без Николая наверняка будет легче. Он больше ест, чем зарабатывает, и, когда жена упрекала его, что мало зарабатывает, он иногда нагло заявлял: «А мне хватает!» — как будто не нужно было кормить детей, оплачивать коммунальные услуги и так далее.
— Буду им деньги высылать. — Зять уже все продумал и принял решение. Вот Ирке будет повод разругаться с ним. Конечно, как же — ни с кем не посоветовался, намылился сбежать аж за океан, оставив ее одну с детьми.
— Да что же это за заказ такой, что аж в Америку надо лететь?
— Православную церковь расписывать, — важно ответил Николай. Мол, нет пророка в своем Отечестве, вы всерьез не принимали мои картины, не верили в мой талант, а меня вон куда приглашают.
— Ой, Коля, даже не знаю, что тебе сказать… А уж что Ирка скажет, и не представляю.
— Да я думаю, она только обрадуется. Я же всем здесь мешаю, — с горечью ответил он. — А так и видеть меня не будет, и деньгами я ее не обижу.
— Ну, Коля, зря ты так говоришь. Никому ты не мешаешь. — Елене Львовне стало неловко, как будто он подслушал ее мысли. — Насчет денег — это хорошо, а вот что мешаешь ты всем — тут ошибаешься. Жить в большой семье непросто, а когда безденежье постоянное, трудно без ссор обойтись. Тут такое терпение нужно. А вы же оба как спички — вспыхиваете по любому поводу. — Она говорила правильные слова, но сама понимала, что неправа. Это Ирка у нее горячая, вспыльчивая, а Коля всегда был спокойный и невозмутимый. Ира его подначивает, заводит и, когда он из себя выйдет, успокаивается. Что за характер у дочки стервозный? Она и с матерью так — пока не доведет до белого каления, не успокоится. Чистой воды вампир, жрет энергию окружающих. Елена Львовна устыдилась своих мыслей и мягко сказала: — Ты, Коля, не думай ничего плохого. Раз подвернулась хорошая работа, поезжай спокойно. А мы тебя ждать будем.
Николай удивленно взглянул на тещу. Давно они так не разговаривали. И лишний раз убедился в том, что никому он здесь не нужен. Ну и ладно, Америка еще не худший вариант. Будет жить в каморке при храме, батюшка ему пообещал, любимым делом займется… А что ему еще надо? К детям особой привязанности у него так и не возникло, да и они сами, чувствуя его равнодушие, не очень-то тянулись к отцу. Все, что ни есть, — все к лучшему.
Ира на удивление спокойно приняла новость. Не было ни скандала, ни слез, ни упреков.
— Ты не волнуйся, я с детьми справлюсь, — пообещала она Коле. А он в этом и не сомневался. Ее дела с сыном Ольги Александровны как-то взбодрили, хотя то, что она занимается чем-то нелегальным, не вызывало никаких сомнений. Кстати, Николай нутром чувствовал, что деньги, появившиеся в семье, какие- то неправильные. Но старался не вникать. Лично ему ничего не надо. А раз им это нужно, пусть сами разбираются, они люди взрослые.
— Ира, я тебя только прошу: не очень доверяй Юрию Васильевичу. Помни, бесплатный сыр бывает только в мышеловках.
— Коль, да ты что? Человек нам помощь предложил, если бы не он, мы бы так и сидели с долгами… Чем он тебе не нравится?
— Я его вообще не знаю, слава богу. Но странно, что просто так деньги дают. Ты хоть понимаешь, чем занимаешься? За что он тебе деньги-то платит? За твою подпись? А если это криминал?
— Да бог с тобой, какой криминал? Он просто не хочет светиться в налоговой.
— Ну да, он хочет, чтобы светилась ты. А вдруг тебя вызовут и спросят — откуда вы, гражданка, получаете деньги? Что ты им скажешь?
— От любовников, — зло ответила Ира. — Никто меня никуда вызывать не будет, эти деньги нигде не фиксируются. К тому же они небольшие. Банк называется «Вестерн юнион», и туда стекаются переводы со всего мира. Если ты мне пришлешь из Детройта в этот банк долларов триста или пятьсот, это кого-нибудь заинтересует? Да никакая налоговая полиция с такой мелочью не станет возиться. Так что успокойся и не порть мне настроение. Лучше скажи, принес ли ты наконец от своих парикмахеров деньги?
— Принес, — устало ответил Николай, — я их положил на окно в нашей комнате. Бери, пользуйся. — Он демонстративно взял в руки книгу и сделал вид, что погрузился в чтение. Разговор не получился, но, во всяком случае, кажется, действительно ничем криминальным Ирка не занимается. Но на деньгах точно помешалась, ни о чем больше говорить не может.
— Мам, я сегодня уйму денег принесла. — Ира зашла к Елене Львовне в хорошем настроении, что с облегчением она отметила. Еще бы, только что она отыгралась на Николае — выплеснула свой негатив. Через тонкую стенку мать слышала их разговор. Хорошо, до крика дело не дошло.
— И сколько же тебе отвалил Юрий Васильевич? — поинтересовалась Елена Львовна.
— Четыре тысячи! — гордо показала Ира небольшую пачку денег. — Я сегодня богатая. Еще и Кольке наконец оплатили оформление вывески. Так что скоро купим новый телевизор.
— Я думаю, тебе не телевизор нужен, а новые сапоги. Твои дети сегодня из старых сапог сделали две подводные лодки.
— Как это? — не поняла Ирина.
— Обыкновенно. Играют они у тебя так. Налили в ванную воды и пустили туда плавать всю нашу обувь.
— Прибью! — заорала Ирка и бросилась в комнату, где притихшие дети чинно сидели на полу и строили из облупленных кубиков дворец. — Что вы еще успели натворить? — На ее крик дети не реагировали, они привыкли, что она то тискает их, то орет на них почем зря.
— Ир, угомонись, не кричи на детей, — попытался ее успокоить Николай, но она уже разошлась, и остановить ее было трудно. Ирка своего все-таки добилась, довела сыновей до слез, в завершение разборки хлопнула дверью и заперлась в ванной. Стоя под душем, она размазывала по лицу слезы вперемешку с тушью и проклинала весь белый свет. Но вода всегда действовала на нее отрезвляюще, и вскоре она успокоилась и даже стала анализировать свое поведение. На полу выстроились искореженные и потерявшие нормальный вид ее сапоги и туфли Николая. Мамины старые босоножки выглядели получше, а ее комнатные тапочки даже посвежели. «В стиральном порошке они их, что ли, замачивали?» — залюбовалась она на свои тапки и подумала, что нервы у нее стали совсем ни к черту, и если так пойдет и дальше, то придется ложиться в клинику неврозов. Хотя, если Коля уедет и они отдохнут друг от друга, может, перемена в жизни на нее подействует благоприятно. Или, чем черт не шутит, она найдет Николаю достойную замену. Ей еще и тридцати нет, когда выспится и наведет марафет, мужики пялятся во все глаза. А уж когда она наденет свою эффектную красную кофточку с глубоким вырезом, вообще готовы нырнуть в этот вырез. Ой, скорее бы Колька укатил, такие возможности открываются. «Замуж сразу не пойду, — думала Ирка, сначала отдохну от прежнего брака, потом нагуляюсь впрок, а затем просто буду менять их как перчатки, чтобы было что в старости вспомнить. Лет пять погуляю». Аппетит у нее разыгрался, и Ирка уже представила себе толпы поклонников, которые стоят в очереди, чтобы провожать ее на работу, встречать после школы с букетами, поджидать возле банка, откуда она будет выходить с Юрием Васильевичем, сопровождать домой, а потом еще долго бродить возле подъезда и заглядывать в окна. Да, пусть они еще все богатые будут, загадала она, и настроение у нее поднялось и так зашкалило, что она запела во все горло.
«Ну началось, — взгрустнула Елена Львовна. — Не один, так другой. Лучше бы она в хоре пела,
