Ничего экстраординарного на этот раз не обнаружилось – самый большой оригинал на четвертом этаже в крайнем подъезде вывесил флаг ООН. Этажом ниже бабулька-огородница обихаживала грандиозных размеров кабачки.
– Смотрите, Сан Борисыч, чернобыльские овощи.
– Это вьетнамские кабачки, – выказал осведомленность Турецкий. – Вымахивают метра два длиной, а можно, кстати, не дожидаться, понемногу отрезать и трескать. А они тем временем заново отрастают. Единственная проблема: как их опылять. Им нужен специфический вьетнамский кабачковый ночной мотылек, который у нас не водится. А цветут они всего одну ночь, поэтому приходится целую неделю по ночам караулить с кисточкой, чтобы вовремя совершить акт искусственного осеменения.
Денис никак не прокомментировал глубокие сельскохозяйственные познания старшего товарища, чем заслужил молчаливое одобрение. Со вчерашнего дня, после посещения промысловской квартиры, когда выяснилось, что Денис в курсе жизненного цикла травников, а он, Турецкий, нет, «важняк», постоянно чувствовал собственную моральную устарелость. Он, похоже, отстал от этой самой жизни, причем, как это обычно и бывает, незаметно, но безнадежно.
Поднялись на четвертый этаж. В ту самую квартиру, где на балконе висел ооновский флаг. После этого всякие Кривенковы будут рассказывать, как тяжело выявить наркоманов, подумал Турецкий. Он вытер пот и позвонил в дверь.
В квартире определенно что-то происходило, кто-то чем-то бухал, матерился, включал и выключал воду, но на звонки в дверь упорно не реагировал. Турецкий продолжал настойчиво давить кнопку. Хозяин так же настойчиво его игнорировал.
Денис, несмотря на отменные физические кондиции, а может, и благодаря им, тоже покрылся потом и стал понемногу закипать.
– Заглюкался наш Вовик, – предположил он. – Под кайфом, урод, наверное, воображает, что стирает носки или делает генеральную уборку. Я, как назло, пива нахлебался, держусь из последних сил...
Турецкий укоризненно посмотрел на него. Денис немедленно смутился:
– Ну ладно, дайте, что ли, ногой попробую.
Турецкий посторонился, освобождая Денису оперативный простор. В это время из-за двери грохнул выстрел, через полсекунды еще один. Стреляли, наверное, из дробовика, картечью, в двери на уровне пояса образовались два отверстия с рваными краями, как раз напротив того места, где только что стоял Турецкий и куда намеревался заехать ногой Денис. Не дожидаясь, пока Вовик, или кто там еще, перезарядит свою берданку, Денис сделал то, что собирался, – что есть силы ударил ногой повыше замка. Дверь у Вовика, как и весь дом, была стандартная хрущевская – хилая, открывающаяся вовнутрь, но первый натиск выдержала.
Пока Денис примерялся, как бы приложиться еще сильнее, рискуя получить очередной заряд картечи в живот, Турецкий вытащил захваченный на всякий случай «макаров» и всадил три пули в замок.
Одновременно с Денисом они вломились в узкий коридор, ружье лежало на полу, – видимо, боеприпасы кончились. Истерзанную входную дверь тут же захлопнуло сквозняком.
– На балкон! – скомандовал Турецкий, первым сообразивший, откуда ветер дует.
Балконная дверь была распахнута, и некто медленно переваливался через перила головой вниз, они видели только его ноги, готовые оторваться от земли. Денис юркнул в проход раньше Турецкого и успел поймать неизвестного уже в полете. Человек, похоже, не обрадовался чудесному спасению и начал извиваться, пытаясь вырваться из Денисовых объятий. Турецкий сорвал бельевую веревку и несколько раз обмотал ею падальщику ноги, закрепил конец за перила и, обеспечив таким образом страховку, стал помогать Денису его вытаскивать.
Но парень, вопящий не своим голосом и, по-видимому, совершенно обалдевший, ухитрился дернуться с такой силой, что едва не увлек за собой Дениса вместе с Турецким. Под их весом металлическую решетку выворотило с корнем из бетонного основания. Турецкий, стоявший на полшага дальше от края, сумел ухватить Дениса за брюки, и только благодаря этому Грязнов-младший не сорвался вниз. Третий участник событий, привязанный за ноги бельевой веревкой к завалившейся на пол и держащейся на честном слове балконной ограде, продолжал извиваться, как червь-бодрячок на крючке.
Денис, став на колени, опять поймал его за щиколотки и потянул наверх. Но он вцепился мертвой хваткой сумасшедшего в арматуру, наваренную этажом ниже, служившую несущей для гигантских кабачков.
Турецкий попытался помочь – безрезультатно. Тут он увидел, что бабулька-огородница, до сих пор с интересом наблюдавшая за всеми перипетиями борьбы, почуяв прямую угрозу своим зеленым насаждениям, заорала:
– Сгинь! Сгинь! Да что же это творится такое?!
– Держи! – приказал Турецкий Денису, видя, что их усилия напрасны. – Сейчас снизу подам. – И гаркнул на бабульку, которая продолжала причитать: – Бегом, мамаша, открой мне!
Когда он сбежал на третий этаж, дверь была заперта. Турецкий забарабанил кулаком:
– Скорее, бабка, сейчас сорвется!
– А ты кто такой? – спросила она изнутри недоверчиво. Глазка в двери не было, цепочки, наверное, тоже.
– Служба спасения на крышах!!! Открывай, а то стрелять буду!!!
Дверь слегка приотворилась. Турецкий толкнул ее плечом, едва не завалив пожилую женщину, и рванул на балкон. Слава богу, жилец с четвертого этажа все еще болтался на прежнем месте. Турецкий встал на табуретку и от души огрел его рукояткой пистолета по затылку. Висящий вниз головой сразу обмяк. Турецкий дрожащими от волнения руками расцепил судорожную хватку, которой ненормальный впился в металлические прутья, при этом ободрал в кровь пальцы – и махнул Денису:
– Вира!
Турецкий поднялся наверх и оглядел поле после битвы.
Насильно спасенный гражданин корчился в судорогах на диване.
Денис закрыл дверь на балкон – от греха подальше, и правильно, подумал Турецкий: выпорхнет – опять его лови, делать больше нечего.
– Вовик? – спросил Турецкий, усаживаясь на стул рядом с диваном.
Гражданин поднял на него глаза. Вполне, кстати, осмысленные, удивленно отметил Турецкий, учитывая его предыдущие ужимки и прыжки.
– А в-н-н-ы-ы-н?
– Мы кто? – догадался Турецкий. – Мы – следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий Александр Борисович. – Он подсунул удостоверение под самый нос лежащему.
– Вовик, – как ни в чем не бывало сказал Вовик и принял сидячее положение. – Надо бы чайку сварганить.
Он стек на пол и начал шарить под диваном. Денис на всякий случай поднялся и изготовился к отражению внезапного нападения. Но Вовик вел себя мирно: из-под дивана он извлек кистевой эспандер, размял руки и потащился на кухню заваривать чай. Денис последовал за ним и, обернувшись к Турецкому, покрутил пальцем у виска.
С чайником Вовик кое-как управился, даже налил себе и гостям, но выпить не успел: его опять скрутило и он осел вдоль стены, выплеснув стакан кипятка себе на грудь и, похоже, не почувствовал этого.
Денис и Турецкий молча наблюдали за ним в течение трех-четырех минут, пока он попеременно рычал и скулил. Вовик пришел в себя так же неожиданно, как и вырубился, и принялся извиняться:
– Сахара нет – рассыпал. Сгущенки хотите?
– А, сгущенки... – улыбнулся Денис понимающе. – Травник?
– Торчал по малолетству. – Вовик закатал штанину по колено и продемонстрировал исколотые вены на щиколотке. – Соскакиваю. Четвертый день пошел. Или третий... Не помню, ломает-по черному.
– Зачем стрелял? – поинтересовался Турецкий. – Ждал кого-нибудь?
– Стрелял?
– Да, стрелял.
Вовик не ответил.
– Ждал кого-нибудь? – переспросил Турецкий и принялся тормошить хозяина квартиры, который,
