Кравцов перестал читать и воззрился на остальных, ожидая их реакции. Гордеев витиевато выругался. Лида только всплеснула руками. Потом, после недолгого молчания, произнесла:
– Я же вовек от этого теперь не отмоюсь. Хорошо, что родителей нет в городе, если бы мама это увидела, у нее случился бы инфаркт. Все, в Андреевске мне отныне жить нельзя. Каждый встречный будет плевать вслед.
– Вот что, – деловито сказал Кравцов. – Я сейчас же еду бить морду этому журналюге Шпунько.
– Да оставь ты, – махнула рукой Лида. – Что ты этим докажешь? На следующий день появится новая статья с заголовком «Правда глаза колет».
– Боюсь, что следующего дня для этого Шпунько не наступит, – снова завелся Сергей. – Я вытрясу из него его подлую душонку, если завтра же не найду в этой убогой газетенке опровержения с извинениями. Неужели этот выродок считает, что может оскорблять мою жену, моего друга, позорить мое имя, и ему за это ничего не будет?!
С этими словами Кравцов выбежал из комнаты, хотя Гордеев и пытался безрезультатно его задержать.
– Поехали с ним, – шепнула Лида. – А то он и впрямь ненароком убьет этого несчастного Шпунько.
– Ага, несчастного! – возмутился Юрий. – Убьет и правильно сделает, я бы тоже убил.
– Не злобствуй, – она толкнула Гордеева в бок. – Пошли скорей, пока он один не уехал.
Вскоре машина Кравцова остановилась перед зданием редакции «Андреевского вестника». Сергей выскочил из автомобиля и устремился к входной двери. Гордеев с Лидой последовали за ним. Кравцов вихрем пролетел мимо охраны, схватил за грудки первого попавшегося человека и страшным голосом проорал:
– Где здесь сидит подлая собака по фамилии Шпунько?
– Третий этаж, восемьдесят седьмая комната, – заблеял от испуга случайный встречный.
Сергей немедленно отпустил руки и кинулся в указанном направлении, Юрий с Лидой еле поспевали за ним. Наконец Кравцов остановился перед дверью с латунной табличкой, набрал воздуха и что есть мочи пнул ее ногой. Дверь с жалобным скрипом распахнулась и с огромной силой влепилась в стену. Невысокий человек в джинсовой куртке вскочил из-за своего стола и негодующе уставился на посетителей. Не дав тому раскрыть рта, Сергей выступил вперед и, грозно глядя хозяину кабинета в глаза, спросил:
– Шпунько?
– Да! – непонимающе воскликнул тот. – А вы, я извиняюсь, кто будете?
Продолжить свою речь Шпунько не успел, потому что в тот же момент оказался поднятым в воздух мощными руками Кравцова, и только беспомощно болтал в воздухе ногами, не ощущая привычной опоры под подошвами ботинок.
– Что за безобразие?! – наконец получилось у него выговорить. – Кто дал право? Хулиганы! Я позову охрану!
– Зови-зови, – прошипел Кравцов, потряхивая Шпунько за шиворот. – И я свою позову. Посмотрим, кто кого?
– Да кто же вы, скажите? – чуть ли не плача, взмолился Шпунько.
– Кравцов Сергей Сергеевич. Имя о чем-нибудь говорит? А за моей спиной хладнокровная убийца Ермолаева и вместе с ней продажный заезжий адвокатишка.
Шпунько побледнел и как-то сразу осунулся, глаза тревожно забегали, он судорожно хватал ртом воздух и громко сглатывал.
– И мы, такой компанией, – продолжал Кравцов, – можем задушить тебя тут же, на месте, услуги адвоката даже оплачивать не придется, друган все-таки.
– Что вы от меня хотите? – жалобно просипел Шпунько.
– Я лично хочу тебя убить. В крайнем случае, покалечить. Но, может быть, у друзей моих есть еще какие-нибудь пожелания? Что делать с ним будем? – обратился Сергей к Гордееву.
– Я думаю, нужно узнать, кто заказал ему подобную похабщину. Не сам же он додумался? – ответил тот.
– Разумная мысль. Слышь, Шпунько, говори, по чьему приказанию ты эту пакость настрочил? – спросил Кравцов, все еще не отпуская коротышку из своих рук.
– Н-никто, – заикаясь и захлебываясь в судорожных рыданиях, отвечал журналист.
– Ах, никто? – взбеленился Сергей. – Ну ладно.
Кравцов подошел к окну, распахнул его и на вытянутых руках вывесил коротышку на улицу. Тот задергал ногами, как велосипедист, и заорал что есть мочи.
– Будешь говорить? – спокойно поинтересовался Сергей.
– Буду-буду! Только отпустите меня! – закричал Шпунько.
– Отпустить? – удивился до глубины души Кравцов.
– Нет-нет! – испугался еще больше журналист. – Втащите меня в кабинет, поставьте на ноги.
– Как скажешь, – усмехнулся Сергей.
Через секунду Шпунько на ватных ногах стоял на подоконнике. Неловко спрыгнув на пол, он стал судорожно ощупывать себя, как бы проверяя, жив ли он, и жалобно причитал.
– Ну, ты говорить будешь? – потерял терпение Гордеев.
– Ой, буду-буду. Только не трогайте меня. Я все расскажу, только отзовите своего приятеля, он меня убьет.
– Убьет, – подтвердил Юрий. – Если не начнешь рассказывать, то прямо сейчас.
– Так что вы хотите узнать? – немного успокоившись, спросил журналист.
– Мы хотим узнать, – медленно произнес Кравцов, – кто тебе, паскуде, заказал эту статью.
– Это все люди Ершова! – выпалил коротышка. – Я не виноват. Это они принесли материал. Я с самого начала не верил в эту информацию.
– А что ж писал тогда? – не выдержала молчавшая до этой поры Лида.
– Они пообещали много денег, если я напечатаю это. А если нет, сказали, что я потеряю работу.
– Понятно. Это все, что они хотели от тебя? – спросил Юрий.
– Нет. Они заручились моим согласием, что я напишу еще статью, если им потребуется, – с жаром докладывал Шпунько.
– Надеюсь, ты понял, что с тобой будет, если ты ее напишешь? – зловеще поинтересовался Кравцов, красноречиво поигрывая ножиком для резки бумаги.
– Понял-понял! Не сомневайтесь, – вскрикнул журналист, радуясь, что так легко отделался.
– И еще, – сказал Сергей, направляясь к выходу. – Завтра же на первой полосе должно быть опровержение, понял меня? Не будет – пеняй на себя. Уничтожу.
Кравцов кинул такой зловещий взгляд на Шпунько, что тот не сомневался в правдивости его обещаний.
Молодые люди вышли из редакции и сели в машину.
– Запугал бедного, – хохотала Лида. – Он теперь откажется от журналистской деятельности и уедет выращивать капусту.
– Пускай, там от него больше пользы будет. Ненавижу этих продажных тварей, которые за два рубля любого готовы с дерьмом смешать, опорочить честного человека ни за что ни про что, – все никак не мог успокоиться Сергей. – Он нас в глаза не видел, а готов обвинить во всех смертных грехах по приказанию хозяина, который денежку отстегнет. Ты о чем думаешь? – обратился Кравцов к притихшему Юрию.
– Я думаю... – многозначительно произнес Гордеев, выдерживая паузу. – Так вот, я все думаю... Мы поедим сегодня наконец или нет?!
– Бедный. Оголодал, – рассмеялся Кравцов. – Поедим-поедим. Едем в ресторан, я знаю неподалеку одно хорошее местечко. Тем более что гражданка Ермолаева, понахватавшись мерзких тюремных привычек, уничтожила наш ужин. Согласны?
– Я бы сейчас согласился даже на тюремный обед, не то что на ресторан, – довольно ответил Гордеев, с радостью предвкушая сытную трапезу.
15
Работу в своем предвыборном штабе губернатор Ершов начал, как всегда, в десять часов утра. Привычная суета радовала его. Самое гадкое состояние, которое Ершов ненавидел больше
