— Какой же ретушер вам рекомендовал Николаева? — спросил Андреев.
— Александр Борисович Иофский.
Андреев записал фамилию и адрес, и видя, что больше Яков Григорьевич ничего сказать не может, отпустил его. Взявшись за ручку двери на выходе из кабинета, Лепихин вдруг остановился и, обернувшись к Андрееву, сказал:
— Вам еще нужно было бы спросить Бубенцова.
— Какого Бубенцова? — удивился Андреев.
— Помощника Николаева. Был такой у него, перевод присылал из Йошкар-Олы. За розданные портреты. Зарплату ему комбинат начислял. Там и данные есть на Бубенцова. По договору работал, временно.
— Спасибо, Яков Григорьевич! Это очень важно. Сколько мы с вами беседуем и только теперь до дела дошли.
Лепихин ушел, оставив Андреева в новом раздумье.
Еще один помощник. В чем помогал? Только ли в портретном деле? Один уже помог, кажется. Так, что долго не расхлебать. А этот — второй? Тоже простак, вроде Генки? Или наоборот — умен слишком? Укрылись под ретушью. Должность скромная — приемщик заказов. Во времени сам себе хозяин. Ехать может, когда хочет и куда хочет.
В круг внимания Андреева попадали все новые и новые люди. Иногда знакомство оказывалось бесследным. Может, также будет и с Бубенцовым. Но все же разыскать Бубенцова необходимо. Как только вернется из Тагила Савченко, придется ему заняться Бубенцовым. И Иофским тоже.
ТРАГЕДИЯ В НИЖНЕМ ТАГИЛЕ
Приехав в Нижний Тагил, Савченко как бы заново начал следствие по вопросу об исчезновении приемщика портретов Николаева. Материалы, имевшиеся в местном отделении милиции, оказались очень скудными и не объясняли, как погиб Николаев. В протоколе было сказано, что 18 марта на окраине города у незамерзающей полыньи прохожими была найдена шапка-ушанка, неизвестно кому принадлежащая.
К полынье вели следы двух человек. Один след каучуковой рифленой подметки ботинок. Другой след валенок. От полыньи к городу обнаружен только один след того человека, что был в валенках. Этот след терялся в пешеходной тропе. Установить, кому принадлежали следы и шапка, не удалось, и дело было приостановлено.
Но через некоторое время в Нижне-Тагильскую милицию пришел запрос из милиции Лагутвинского отделения Тульской области. Как выяснилось, в Лагутвинский комбинат бытового обслуживания стали поступать жалобы от жителей Нижнего Тагила. В них сообщалось, что приемщик комбината Николаев принял от них заказы на изготовление портретов. Взял фотографии, которые надо было увеличить, выдал, как положено, квитанции. Уже давно прошли все сроки, но заказчики до сих пор портретов не получили. Фотоцех при комбинате к тому времени был закрыт. Все выполненные заказы разосланы по назначению. Тем же заказчикам, чьи портреты сделать не успели, ввиду срочной ликвидации цеха, вернули фотографии. Только с заказами Николаева произошла неувязка. Дело было в том, что Николаев так и не вернулся из поездки. Сначала в комбинате думали, что он просто почему-либо задержался, заболел в дороге или уехал в глубинку. Но прошло уже длительное время, а от Николаева не было никаких известий. Фотоцех, в штате которого значился Николаев, был ликвидирован, и о злополучном приемщике портретов в комбинате забыли. Но теперь, когда в правление поступили жалобы заказчиков, дирекция комбината была вынуждена обратиться в милицию с заявлением о том, что Николаев из Нижнего Тагила не возвратился, исчез по непонятной причине вместе с полученными у заказчиков оригиналами. На квитанциях, выданных тагильским заказчикам, стояла дата — 17 марта. Тогда вспомнили о найденной прохожими шапке-ушанке, хозяин которой так и не объявился. Шапка эта была обнаружена 18 марта. Заказчики, а затем и сотрудники комбината опознали шапку, указав также, что Николаев был одет в зимние ботинки. Может быть, следы этих ботинок и вели к проруби, не возвращаясь назад. Таким образом возникло предположение, что приемщик Николаев утонул в полынье при неизвестных обстоятельствах.
Значительно позднее, в конце апреля, когда растаял снег, близ места предполагаемой гибели приемщика Николаева была найдена голубая папка с образцами портретов. Неожиданная находка подтверждала первоначальное предположение.
«С первого взгляда все это верно, — думал Савченко, листая материалы дела в Нижнем Тагиле. — Гибель Николаева подтверждалась рядом доказательств. Но этого недостаточно, чтобы ответить на целый ряд вопросов, возникших перед Андреевым. Кто же, наконец, такой этот неуловимый Николаев, исчезающий из поля зрения, как дух бесплотный? И вот теперь его гибель — такая же странная и необъяснимая, как и другие его действия. Действительно ли он погиб случайно, утонул, нечаянно оступившись? Или же той мартовской ночью у полыньи разыгралось какое-то действие с трагическим исходом, и Николаев оказался жертвой? Жертвой чего? Ограбления? Тело Николаева тоже не было обнаружено. Впрочем, его и не искали, так как предположение о гибели Николаева возникло гораздо позднее. А когда была найдена шапка, никому и в голову не пришло придать этой находке серьезное значение. И, наконец, следы на снегу. Не от ботинок, которые, по всей вероятности, и принадлежали Николаеву, а другие — от валенок. Шли вдвоем, а вернулся один? Но шли они в одно время или в разное? Может, тот, в валенках, вовсе не имеет никакого отношения к Николаеву и ко всему случившемуся».
С того дня уже, как говорится, много воды утекло. Савченко, в который раз перечитывая бумаги скупого милицейского протокола, не находил ответа на вопросы Андреева. Теперь остается все или почти все начинать сначала. Трагедия в Нижнем Тагиле приобретала особое значение. Итак, случайность или преступление? Если преступление, то каковы его мотивы? Чей это ход? Может быть, в этой партии Николаев только пешка, а фигура именно тот, что в валенках.
Савченко ежедневно связывался с Андреевым по телефону.
— Установите маршрут Николаева. От вокзала до полыньи. По номерам квитанций. От первой до последней, выданной заказчикам. Старший номер будет у последнего заказчика. От него можно проследить путь Николаева дальше. В этом главное, — следовали указания Андреева.
«Как составить маршрут в этом населенном городе? Сколько времени Николаев пробыл здесь? Где он жил? С кем общался?» — думал Савченко.
Тагильская милиция установила, что ни в гостинице, ни в доме колхозника Николаев не останавливался. Но в этом не было ничего удивительного — мест в гостинице не хватает и приезжим приходится пользоваться случайным ночлегом у кого-либо из жителей.
На квитанциях за № 110, 119, 132, 136, копии которых заказчики прислали с жалобами в комбинат, имелись их адреса. А за Николаевым числились квитанции с № 100 по № 250, которые он получил 14 марта при последнем посещении комбината.
Таким образом, совершенно очевидно, что в Нижний Тагил он прибыл непосредственно из Лагутвинска, через Москву, и именно утром 17 марта, в соответствии с расписанием поездов. Раньше можно было бы прибыть самолетом, но это обстоятельство исключалось. Местный аэропорт в те дни был закрыт по метеорологическим условиям. Савченко пришел к выводу, что 17 марта было первым и последним днем работы Николаева в Нижнем Тагиле — последним днем его жизни — ведь шапка была обнаружена утром 18 марта.
Если найти первого заказчика с сотым номером квитанции и затем от дома к Дому от сотого до того номера, которым была выписана последняя квитанция, пройти по всем заказчикам, можно установить маршрут Николаева и узнать, кто был последним заказчиком.
Савченко не знал, в каких районах города работал Николаев. Приехав в Нижний Тагил, он мог начать сбор заказов в одном районе, а закончить в другом.
По заданию Савченко участковые уполномоченные с помощью работников домоуправлений провели опрос жителей и таким образом напали на след Николаева. По их докладам Савченко убедился, что Николаев 17 марта успел принять заказы только в одной части города, расположенной вблизи реки.
