милиции. Я всегда немного волнуюсь, когда со мной разговаривает милиция. Другое дело ваша контора. Она никогда не тревожила меня. И если бы я мог — я бы все сделал, чтоб вы были довольны, тем более что я уже не занимаюсь тем, чем раньше занимался. Завязал, как говорят. Кому на старости в тюрьму хочется? Только ко мне вы, наверное, не по адресу.
Андреев выслушал и продолжал:
— Вы не все трудовые книжки принесли из оставшихся у вас.
Лепихин снова насторожился: «Опять он за книжки берется».
— Все принес. Нет больше. Остальные роздал.
— А книжка Николаева? Она ведь тоже у вас осталась?
— Так, товарищ начальник! Я думал вы со мной говорите про живых, а, оказывается, вы мертвым интересуетесь. Ну как я мог догадаться об этом?
— Его книжка мне нужна, Яков Григорьевич. Где она?
— Я удивляюсь, право. Ведь за книжку эту никто двадцать копеек не дал бы. Вы знаете, Николаев же утоп. Ему не нужна она? Кто ее выкупил бы? А мне зачем хранить ее — сами понимаете. Сжег я ее.
«Что же это, хитрит Лепихин или действительно сжег книжку, считая, что никто не явится за ней. Похоже на правду, что сжег».
— Ну, а что вы сами знаете о Николаеве? Где он раньше работал? Может быть, вы знаете его знакомых?
Лепихин стал верить, что его действительно пригласили не по поводу комбинаций на портретном поприще. Вон они даже обыска не делали у двоюродной сестры, чего он больше всего боялся. Там ведь портреты вместе с трудовыми книжками лежали и еще кое-что. А сотрудник поехал с ним на машине и очень вежливо обождал в коридоре, пока Лепихин извлекал трудовые книжки. Так что им нужно что-то другое.
Андреев спросил:
— Давно ли вы познакомились с Николаевым? Как он попал на работу в комбинат?
Лепихин охотно заговорил, стараясь чистосердечно рассказать Андрееву все, что ему было известно.
Было это в один из дней августа прошлого года. «Иван Васильевич сегодня не в духе», — сказала секретарша Зиночка заведующему фотоцехом комбината бытового обслуживания Лепихину, который уже взялся за ручку двери директорского кабинета.
— Ничего, — беспечно отмахнулся Лепихин и вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
Директор Сугробов, не по годам располневший, с залысинами на лбу, нехотя поднял голову от лежавшей на столе бумаги и поморщился.
— Голова болит, — пожаловался он, не отвечая на приветствие Лепихина. — Вчера в область ездил, ну и выпил. Перебрал. Хлопот с тобой не оберешься, — недовольно добавил Сугробов. В исполкоме узнали откуда-то, что ты москвичей меня заставил оформить, и ругались. Говорят — неувязка. Прописаны в Москве, а оформлены в Тульской области. Чем объяснить, если проверка по линии кадров будет?
— Объяснить просто, — сказал Лепихин, — нет в нашей области специалистов таких, вот мы и пригласили москвичей на временную работу. Обучат местных, поставят дело, и отправим их. Это, мол, в интересах производства, чтобы план не сорвать.
— Да это я и без тебя знаю, — пробурчал Сугробов. — Мастак ты на отговорки и на обещания, — добавил он, нажимая на последнее слово.
— А я от обещанного и не отказываюсь, — сказал Лепихин, поняв намек.
— Отказываться ты не отказываешься, да что толку. Когда цех открывали, ты что говорил? Тысячу обещал. А что получается? Сотню дал — и все.
— А я и не отступаю, — сказал Лепихин примиряюще. — Я, Иван Васильевич, слову своему хозяин. Только не сразу. Дайте срок. Кончится организационный период — все наладится. Развернемся. Сейчас и с фотобумагой трудно. Достать не можем. И приемщиков пока не укомплектовали. Мало заказов. Вот пойдут массовые заказы, тогда и для плана, и для себя хватит. Я к вам и сейчас зашел по этому делу. Кадры режут. Там на крыльце человек дожидается, — понизил он голос, — тоже приемщиком хочу оформить. Он из местных, из тульских. Вот анкета его и книжка трудовая.
— На кой ляд он мне нужен сегодня, — снова поморщился Сугробов, сжав руками голову, — и без него тошно. Пусть завтра приходит.
— Да ладно, Иван Васильевич! Что зря человека гонять, время тянуть. Чем скорей начнет работать, нам же лучше. А для головы я вам припас лекарство. Чистое, как слеза. Девяносто шесть градусов.
— Ну-ну, — проворчал Сугробов, сохраняя все тот же недовольный вид, словно не слыша обещания насчет лекарства, но все же смиряясь. — Ну что там у тебя? Давай.
Положив на стол перед директором трудовую книжку, анкету и заявление, Лепихин выскочил из кабинета и тотчас вернулся с человеком, который терпеливо дожидался его, только уже не на крыльце, а перед кабинетом, где сидела секретарь-машинистка Зиночка. Новый претендент на должность приемщика, по-видимому, рассказывал Зиночке что-то очень интересное, потому что Зиночка, хотя и сидела над своей машинкой, но не печатала, а, кокетливо улыбаясь, слушала, запрокинув завитую головку.
«Ишь какой прыткий», — усмехнулся про себя Лепихин, окинув взглядом своего подопечного, который сидел на подоконнике возле Зиночки, будто у себя дома. Завидев Лепихина, он с готовностью вскочил, взяв с подоконника свою голубую папку.
Перелистнув трудовую книжку посетителя, Сугробов произнес:
— Николаев Василий Иванович. Интересно получается — имя себе взял отца моего, а отчество от меня вывел. План выполнять будете? — спросил он, уже обращаясь к Николаеву.
— А если план не выполнять, так и работать нечего, — весело отвечал Николаев.
И Сугробов, как до этого Лепихин, тоже подумал, глядя на нового работника: «Ишь, какой прыткий!»
— Норма у нас — сто заказов в месяц, — сказал он Николаеву.
— Это мне известно от Якова Григорьевича, — взглянув на Лепихина, отвечал Николаев, — только, думается мне, в нашей Тульской области такую норму трудновато выполнить... Да и прейскурант дороговат. Вот если подальше поехать, так можно и сто заказов набрать и больше.
— Чем дальше на Урал, например, или там в Сибирь, тем больше у людей денег, — объяснил Лепихин. — Да и качество работы местных мастеров там очень низкое. Как узнают, что московские мастера — сразу заказы поплывут.
— Да ты, я вижу, парень тертый, — сказал Сугробов, переходя на «ты», и нажал кнопку звонка. — Оформи, — распорядился он, передавая секретарше документы нового сборщика портретов. — Ну, работай, — кивнул он на прощание Николаеву, который, поблагодарив, вышел из кабинета.
Выйдя в коридор, он задержался на минуту. Здесь его догнал Лепихин.
— Ну, все в порядке?
— В порядке, — отвечал Николаев. — Очень вам благодарен, Яков Григорьевич. И вот это в счет будущей работы. — Он достал из кармана пачку денег и протянул Лепихину. — Две сотни, как и уговаривались. А вот еще пятьдесят. Мне бы несколько подписанных бланков. Может, кого придется подключить, в случае, если много заказов будет, — пояснил Николаев Лепихину.
«И это он учел», — подумал Лепихин, зная, что некоторые предприимчивые приемщики действительно нанимали себе помощников, на эксплуатации которых основательно наживались.
Николаев пришел к Лепихину от знакомого ретушера. Этот Николаев и сам заработает, и Лепихину даст. Да и осторожный, видать. Сейчас Лепихин подпишет у Сугробова бланки, как просит Николаев, а там он пусть как хочет со своими помощниками рассчитывается. В случае чего он, Лепихин, вообще ни при чем.
