старейшина принялся хватать воздух ртом, и, когда наконец смог перевести дыхание, то вновь распахнул— повлажневшие от слез глаза и уставился на Кулла. Теперь во взоре его горел огонь, которого не было еще недавно, — но и этот огонь стремительно угасал.
— Веди их. Веди их в бой. Убей Тха-Бнара. — Теринас вновь застонал, со свистом втянул в себя воздух и заговорил уже медленнее, прерывающимся голосом: — Веди их, Кулл. Убей… —
Его глаза распахнулись шире. — Мы не так давно знакомы с тобой, атлант. Но я чую что-то странное в тебе! Я много думал о тебе, когда ты покинул лагерь. Не знаю, почему… — Он закашлялся, его вновь пробрала дрожь. — Ты старался среди нас, как обычный наемник… Но затем ушел и вернулся с целой армией… Ты якшаешься с колдунами… И способен вести за собой людей… — Внезапно Теринас застонал, и тело его содрогнулось с новой силой, когда боль вновь одолела его. — Боги… Боги! Я умираю, и я подвел свой народ! Мой долг… Теперь он лежит на тебе, атлант… Но кто ты такой… кто… ты такой?
Боль вновь нахлынула на него, и с внезапным усилием Теринас попытался сползти с носилок. Кулл вовремя перехватил его и вновь уложил, с тревогой глядя на исхудавшее изможденное лицо. Взметнувшийся ветер растрепал влажные от пота волосы. Рука, что по-прежнему сжимала руку атланта, расслабилась и упала; голова запрокинулась.
Кулл, помедлив немного, протянул руку и опустил веки Теринаса. Солдаты, державшие носилки, медленно опустили их на землю.
Обернувшись к Мантису, Кулл заметил, что юноша не скрывает своих слез.
Сойан-Тан сделал шаг вперед, опустил руку на неподвижную грудь Теринаса и торжественно произнес:
— Смертный человек, ступай теперь к своим богам и поведай им, чему ты научился в этой жизни. Ты больше не будешь знать боли. Да откроется духу твоему свет и добро! Вздохни же, о, душа, и отправляйся к Единому, и знай, что ты — бесконечность в самой себе, и свобода — отныне твоя награда и обещание в грядущих жизнях. — Старец обернулся к Куллу. — Произнеси его имя.
Не совсем понимая, чего хочет маг, атлант повиновался:
— Теринас…
Теперь тот взглянул на Мантиса:
— Произнеси его имя, странник.
— Теринас…
К Сорану:
— Смертный, произнеси его имя.
— Теринас…
— Теперь он свободен. Пусть боги возрадуются ему, и душа его познает свет.
А Кулл, вспоминая последние слова умирающего вождя, с внезапной тревогой подумал: «Ты прав в своих сомнениях, Теринас. Кто же я такой? Кто же я такой?»
Наемная армия из трех тысяч клинков вошла в город Буганкад, названный так по имени своего вождя, и в этот вечер Кулл собрал их всех на главной площади. При свете сотен факелов он поднялся на наскоро сколоченный помост и, в сопровождении Мантиса и Сойан-Тана, обратился к воинам.
— Завтра утром мы двинемся войной на защитников зиккурата, — объявил он.
Затем вперед выступил старый маг и поведал воинам все, что знал о зиккурате, — о его устройстве и тайнах.
— Мы с Мантисом владеем магией, способной вам помочь, — промолвил он. — Но основная цель нашего колдовства — это уничтожить то зло, каким владеет Тха-Бнар, и которое таится на самой верхушке храма. Однако, для того, чтобы достичь Тха-Бнара, нам необходимы ваши мечи, которые проложат путь… Вы желаете денег? Золота и серебра? Все это имеется в храме, чьи богатства несметны, ибо их собирали на протяжении многих поколений жрецы и колдуны. Но вам предстоит сражаться против магии, и вы должны быть готовы нападать стремительно, не доверяясь никому. Тела павших следует сжигать или обезглавливать, дабы жрецы не смогли вернуть их к жизни.
— Мы должны будем разделиться, — заявил наемникам Кулл. — Нас будет четыре отряда. Поутру я объясню вам в подробностях план сражения, а сейчас отправляйтесь на отдых и готовьтесь выступать!
Атлант удалился в дом Теринаса, взяв с собой четверых военных вождей, которых лично выбрал из рядов наемников. Вместе с ними и Сораном, Сойан-Таном и Мантисом, Кулл, используя древние пергаментные карты Теринаса, начал планировать наступление.
Лишь к полуночи они, наконец, разошлись, чтобы передохнуть до рассвета и вступить в бой отдохнувшими и освеженными. Однако, даже когда его соратники разошлись, сам атлант не сразу отправился спать.
— Ты должен быть сильным, — ободряющим тоном заметил ему Сойан-Тан. — Боги на твоей стороне, Кулл.
— В самом деле? — устало улыбнулся атлант. — Ну что ж… Полагаю, рано или поздно боги должны были решиться принять мою сторону. Так почему бы им не сделать этого сейчас?
Сойан-Тан удалился в свои покои, и Кулл проводил его взором, гадая, многие ли из их войска доживут до завтрашнего вечера.
Соран с улыбкой подошел к атланту и сжал его руку.
— Завтра я намерен…
— Нет, — покачал головой Кулл. — Ты не должен идти с нами. Кто-то обязан остаться здесь. Ты и твои люди слишком слабы и измучены болезнью. Ты уже сделал все, что мог. Не спорь со мной, Соран.
Тот с обидой взглянул на атланта.
— Остор со своими людьми тоже с нами, — сказал ему Кулл. — От них могут быть неприятности.
— Вот как? Тогда мне тем более стоит идти с нами.
— Нет, тогда тебе тем более следует остаться, друг мой. Прошу тебя.
Понимающе кивнув, тот слабо улыбнулся Куллу.
Атлант обернулся к Мантису.
— Может, нам стоит поутру отправить всадников, чтобы они привезли еще золота и серебра из пещеры твоего отца… на тот случай, если богатств зиккурата окажется недостаточно?
— В пещере множество ловушек и не все из них были обезврежены со смертью моего отца, — возразил юноша. — Лучше подождать и посмотреть, сколько наемников выживет…
Позже ночью, когда разошлись все остальные и Кулл с Мантисом остались наедине, тот спросил:
— А выживет ли хоть кто-то, Мантис?
— Да, — отозвался тот. — Некоторые уцелеют.
— А у тебя самого хватит ли сил уцелеть… и выдержать бой со злом, если Сойан-Тан оставит нас?
Тот мрачно взглянул на атланта и невесело усмехнулся.
— Такова моя судьба. Я выживу и исполню свой долг.
Тяжело вздохнув во тьме, Кулл негромко произнес:
— Кто же мы такие, Мантис? Среди всего этого, за гранью собственной жизни, кто мы такие?
Молчание длилось до бесконечности. Кулл внезапно ощутил нечеловеческую усталость. Он уже сожалел, что затеял этот разговор. Ни о чем не хотелось больше думать. И все же какая-то неведомая сила словно подталкивала его, заставляя задавать вопросы. Внезапно он осознал, что Мантис начал говорить:
— Мы существуем вечно. Если однажды ты осознаешь, Кулл, что мы — лишь иллюзии собственного сознания, тогда ты осознаешь и нашу вечную природу. Все, что случилось в прошлом, и что случится в будущем, это лишь наши грезы. Самосознание — это просто дар, которого мы можем лишиться. В неверном свете этого сознания мы способны разглядеть лишь немногое. Однако, познав силу собственных грез, мы познаем и иллюзорность всего мира, увидим, что это лишь один аспект, куда более величественный, всеобъемлющий и вечной Реальности, и твоя вера, твой дух будут куда сильнее, чем самое могущественное черное колдовство. Кулл устало покачал головой.
— Слова, — проронил он, не понимая или отказываясь понимать.
— Истина, — возразил Мантис. — Истина. Ты это знаешь. Иначе ты был сам не смог прожить на свете так долго.
