— А из придворных у тебя никого нет? — поинтересовался Конан.
— Таких высот, мой господин, даже мои связи не достигают, — погрустнело лицо лилипута.
Он тут же перестал интересовать Конана.
— Проваливай! Убирайся отсюда или я… — он поднял свою огромную ручищу.
Коротышка не медлил. Он подбежал к открытой двери трактира и исчез в черной тьме. Несколько посетителей за ближайшими столами засмеялись, а потом снова занялись своими бокалами.
«А почему, собственно, я должен уезжать отсюда?» — размышлял Конан над бокалом вина. «Здешняя стража ни к черту не годится. Они меня не схватят, даже если будут из шкуры вон лезть… А мои солдаты? Они против меня не пойдут», — с чувством гордости думал про себя киммериец.
Но затем он вспомнил шелестящий голос чародея, звучащий со ступеней трона. Конан никогда не верил в силу чар, он всегда отдавал предпочтение крепким кулакам и доброму мечу, но в своей полной приключений жизни он уже все-таки несколько раз столкнулся с вещами, с которыми уже не хотел бы никогда встретиться. Разве что это было бы совсем неизбежно.
Он махнул рукой трактирщику, опиравшемуся о притолоку широких дверей в кухню и орлиным взглядом наблюдавшему за происходящим в зале.
Он следил за тем, чтобы ни один посетитель не покинул его заведение, не рассчитавшись сполна. Широкий взмах руки Конана он заметил мгновенно и тут же поспешил к нему. Он знал вспыльчивого киммерийца и понимал, что если будет медлить, то или не получит платы вообще или его заведению может быть нанесен ущерб, который намного превысит цену полученной посетителем еды и вина.
Глубоко кланяясь, он сгребал со стола сразу два золотых. Он чуть ли не подметал перед Конаном дорогу на грязном и заплеванном иолу. Не обращая на него внимания, киммериец проследовал к задней двери, чтобы поскорее попасть в конюшню.
Он набросил седло на своего могучего боевого коня и хорошенько закрепил его. Проверил оба мешка, не исчезло ли что-нибудь. Все было на своем месте, кто-то лаже заботливо наполнил кожаную флягу для вина.
Конан удовлетворенно ухмыльнулся. «Все-таки неплохо пользоваться авторитетом», — промелькнуло в его голове.
Он внимательно проверил меч, укрепленный сейчас на спине и уже собирался вскочить на коня, как через открытую дверь услыхал шум, доносящийся из трактира. С уздечкой в руке он подошел к двери и осторожно заглянул внутрь.
У главного входа стоял высокий, массивный вооруженный воин, весь в темной коже. Только на плечах, груди и пупке сверкали небольшие серебряные украшения. В руке он держал длинный тонкий меч.
— Что здесь делает Тевонидис? — пробормотал себе под нос Конан.
Мужчина что-то настойчиво требовал от трактирщика, схватив того за ухо и изо всех сил тормоша его.
Упитанный мужичок пытался подняться на цыпочки, чтобы не лишиться украшения своей головы, но ему это не очень-то удавалось. Он скулил от боли и поэтому не был способен на сколько-нибудь вразумительный ответ.
— Так он где-то здесь или его нет, — заорал Тевонидис так, что пятеро солдат, сопровождавших его, отступили на шаг назад.
Ответом был тонкий писк трактирщика. Даже такой тупица, как Тевонидис, понял, что должен сначала отпустить его, если хочет дождаться хоть какого-нибудь ответа. Он вытер руку в перчатке о стол, как будто ухо трактирщика было грязным. Что было, наверное, правдой, но Тевонидис был нисколько не чистоплотнее его. Он только использовал больше духов. Трактирщик держался за порванное ухо и из-под его руки вытекал тонкий ручеек крови. Он тихонько повизгивал.
— Так он где-то здесь или его нет, — снова проорал Тевонидис, протягивая руку ко второму уху трактирщика.
Тот снова запищал, точно пойманный цыпленок, и отчаянно замахал рукой, показывая на задний вход.
Дальше Конан уже не медлил, он вскочил на коня и направился к городским воротам. Ему пришлось уклониться от двух патрулей, которые он, к счастью, вовремя заметил.
Ворота высотой с трех рослых мужчин были закрыты и кроме того заперты тяжелым окованным бревном. Гигант критически осмотрел его массивную оковку, которая, хотя и не была очень красива, но делала его таким крепким, что и хорошо вооруженным врагам пришлось бы как следует потрудиться, чтобы выбить его. Киммериец спрыгнул с коня и обошел низкое помещение для стражи, прилепившееся прямо к крепостной стене. Через открытое окно наружу несся богатырский храп. Стражи после хорошо выполненной работы набирались сил для следующего дня.
Учитывая то, что была только середина недели, этот отряд ожидали еще четыре дня несения службы. Хотя светил месяц, его узкий серн не мог достаточно осветить все темные закоулки улочек.
Конан пробрался через узкую щель, образованную задней стеной сторожевой будки и покрытием башни, построенной для защиты ворот. От стен исходило тепло, хотя сейчас уже дул довольно холодный ветер. В том месте, где башня примыкала к стене, на светлом фоне стены выделялось темное пятно. Конан подошел к нему и вытащил из-за пазухи небольшой ключ сложной формы, подвешенный на кожаном шнурке.
— Хорошо, что Сенхор не вспомнил о нем, — пробормотал он себе под нос. — Так что я могу исчезнуть без свидетелей.
Он осторожно отпер калитку и вышел наружу. Конь прошел через нее с трудом. В конце концов Конану пришлось ему помочь, потому что тот застрял из-за мешка с продовольствием.
Он подтянул коня к себе и хотел вскочить на пего.
В этот момент на него упала тяжелая сеть, которая на мгновение опутала его. Но действительно только на мгновение. Конан согнулся, и не успели солдаты, набросившие па него сеть, опомниться, как он прорезал кинжалом дырку для головы и просунул через нее еще и руку с мечом. Но тут на него набросились по меньшей мере восемь солдат дворцовой стражи Сенхора. Сеть мешала Конану быстро двигаться, но, с другой стороны, она предохраняла его от легких ударов.
Киммериец оперся спиной о круглую стену башни и отражал удары. Он сражался тихо и яростно. Ему было ясно, чья это работа. Сунт-Аграм организовал это с помощью барона Тевонидиса, которого Конан снял с поста начальника термезанского гарнизона, и, кроме того, доказал, что тот расхищал королевскую казну.
Барон вошел в открытую калитку и оперся о стену башни в нескольких шагах от сражающихся. Его массивная фигура была закутана в серый плащ. Круглое невыразительное лицо украшали пышные усы, почти полностью закрывавшие рот. Правой рукой он опирался на грубо отесанные камни стены, левая рука в перчатке играла с огромным рубином, который был вставлен в рукоятку его меча. Это было «старое родовое оружие, которое бароны из рода Тевонидисов получили еще когда-то в седой древности и которое все это время передавалось от отца к сыну.
Барон Тевонидис, потерев левой рукой лицо, расправил усы и недовольно заворчал, видя что его солдаты не могут справиться с опутанным сетью Конаном.
Солдатам не хватало места, поэтому они больше мешали, чем помогали друг другу. Конан с остервенением пытался освободиться от сети, что ему не удавалось даже при его сверхчеловеческой силе. Однако он сумел просунуть вторую руку в прорезанное отверстие, и сеть теперь образовывала вокруг его тела своеобразную юбку, начинавшуюся сразу подмышками.
Кровь, хлынувшая из перерезанного горла очередного противника, на мгновение ослепила его, так что он не успел отреагировать на выпад другого солдата. Боковой удар мечом, выполненный с большой силой, рассек еще несколько ячеек сети и поранил Конану три ребра. Однако у солдата не было времени порадоваться тому, что он нанес рану лучшему фехтовальщику Термезана. Киммериец, начав свой удар слева вверх, потом дернул меч вниз. Оружие, описавшее столь странную петлю, могла удержать только ужасающая сила Конана. Рука солдата, ранившего его, отлетела в сторону и упала на землю, все еще сжимая меч. Солдат схватился за плечо, из которого бил фонтан крови и зашатался. Непонимающими
