Я бы согласилась с чем угодно, лишь бы прикоснуться к этому сокровищу, поэтому бросила отсутствующим голосом «конечно», подошла к одной из полок и провела кончиками пальцев по корешкам. Эта секция была посвящена западной классике. Дойл стоял между Диккенсом и Дюма, Кэрролл над ним и Элиот внизу.
Я сняла с полки переплетенный в синюю кожу экземпляр «Холодного дома» Диккенса. Открыла, перевернула фронтиспис из веленевой бумаги и посмотрела на первую истрепанную страницу. Шрифт мелкий и так глубоко впечатан в бумагу, что чувствуется на ощупь. Я счастливо всхлипнула, закрыла книгу и убрала ее на место.
— Ты — рабыня книг, — захихикал Этан. — Если бы я знал, что тебя так легко подкупить, привел бы тебя в библиотеку несколько недель назад.
Я издала согласный звук и вытащила тонкий томик поэзии Эмили Дикинсон. Провела большим пальцем по страницам в поисках нужного стихотворения и прочитала вслух:
Я принял смерть, чтоб жила Красота.
Но едва я был погребен,
Как в соседнем покое лег Воин другой —
Во имя истины умер он.
«За что, — спросил он, — ты отдал жизнь?» —
«За торжество Красоты».
«Но Красота и Правда — одно.
Мы братья — я и ты»[13].
Я с нежностью закрыла книгу и вернула ее на полку, затем перевела взгляд на Этана, стоявшего рядом со мной с задумчивым видом.
— Ты умер во имя истины или правды?
— Я был солдатом, — ответил он.
Его слова поставили меня в тупик. Мысль о воюющем, а не плетущем тайные интриги Этане была удивительной. Но представить Этана в центре боя — нормально.
— Где? — тихо спросила я.
Повисло тягостное молчание, в наклоне его подбородка ясно читалось напряжение. Потом он изобразил явно фальшивую легкую улыбку:
— В Швеции. Давным–давно.
Он вампир уже триста девяносто четыре года. Я сделала кое–какие исторические подсчеты.
— Тридцатилетняя война?
Он кивнул:
— Именно. Мне было семнадцать, когда я первый раз сражался. Дожил до тридцати, когда меня превратили.
— Тебя превратили в бою?
Еще один кивок, без уточнения. Я уловила намек.
— Полагаю, и меня превратили в бою, фигурально выражаясь.
Этан взял книгу с ближайшей полки и рассеянно листал ее.
— Ты имеешь в виду битву Селины за контроль над Домами?
— Вроде того. — Я прислонилась к книжным полкам, скрестив руки. — Как ты думаешь, чего она добивается, Этан? Чтобы вампиры контролировали весь мир?
Он покачал головой, захлопнул книгу и поставил ее на место.
— Она мечтает о том, чтобы новый мировой порядок отдал власть в ее руки. Не важно, вампирский это мир, человеческий или оба.
Он прислонился к стеллажу, оперся локтем на полку рядом со мной и опустил голову на руку, проведя длинными пальцами по волосам. Другая рука опиралась о бедро. Внезапно он показался мне очень уставшим.
Мое сердце сочувственно сжалось.
— А чего хочешь ты, Мерит?
Он смотрел в пол, но вдруг поднял на меня своп зеленые глаза. Вопрос странный… В его глазах промелькнула ожесточенность.
Я мягко спросила:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты это не планировала, но ты — член уважаемого Дома, в уникальном положении, на серьезной должности. Ты сильна и обладаешь связями. Оказавшись на месте Селины, чего бы ты захотела?
Я уставилась на него. Испытывает меня? Хочет узнать мне цену и понять, насколько сильна во мне жажда власти и завладевшая Селиной? Или все проще?
— Ты полагаешь, что она стала плохой, — сказала я, — что в своей человеческой жизни она была уравновешенной, но отчасти утратила контроль после превращения? Я не уверена. Может, Селина всегда была плохой и отличается от меня и от тебя.
Его губы приоткрылись.
— Мы разные, Селина и я?
Я глянула вниз и нервно потрогала подол своего шелкового платья.
— Разве нет?
Когда я снова посмотрела вверх, его взгляд интимно и требовательно впился в меня. Вероятно, он размышлял над своим вопросом, взвешивал собственную долгую жизнь и её уроки.
— Стараешься понять, не предам ли я тебя? — спросила я.
На лице Этана отразилось желание. Не думаю, что он хотел поцеловать меня, хотя мысль об этом — жажда или, наоборот, боязнь — ускорила мой пульс.
Sottо voce[14] он произнес:
— Я хочу рассказать тебе кое–что — о Кадогане, Доме и политике. — Он сглотнул. Я никогда не видела его таким неловким. — Я должен это сделать.
Я подняла брови, побуждая его говорить.
Он открыл рот, затем снова закрыл.
— Ты молода, Мерит. И я не говорю о возрасте — сам был едва старше тебя, когда меня превратили. Ты — вампир–неофит, к тому же недавний. И тем не менее не прошло двух месяцев после твоего посвящения, а ты увидела на какое насилие и коварство мы способны.
Он взглянул на книги и тоскливо улыбнулся:
— В этом отношении мы не так уж отличаемся от людей.
В просторном помещении царила тишина, пока он мрачно смотрел на меня.
— Решения принимаются… — Он помолчал, словно собираясь с мыслями, и начал опять: — Решения принимаются с оглядкой на историю, защиту наших вампиров и обеспечение безопасности наших Домов.
Этан кивнул в сторону полок с книгами у противоположной стены, ряды пожелтевших томов с красными цифрами на корешках.
— Полный «Канон», — сказал он, и я поняла, почему «Канон» выдают вампирам–неофитам в виде краткого руководства. Здесь, должно быть, пятнадцать–двадцать томов в каждом ряду, а сколько рядов!
— Как много законов, — заметила я, рассматривал книги.
— Много истории, — уточнил Этан. — Столетия истории. — Он взглянул на меня. — Ты знакома с происхождением системы Домов, с Чистками?
— Да.
Хотя «Настольный вариант», в отличие от полного руководства, не предлагал репортаж с места событий, он содержал азы истории системы Домов — от зарождения в Германии до основания Французского трибунала, который впервые начал коллективно управлять вампирами Западной Европы. До тех пор, пока после наполеоновских войн Совет не перенес собрания в Англию. Оба события приписывались панике, вызванной Чистками.
— Тогда ты понимаешь, — продолжил он после моего кивка, — важность защиты вампиров и
