вместе с Гудрисом держался возле Лауренция.
Жемайты уже в Карнунте узнали, что римляне называют свою столицу не Римом, а Городом, очевидно желая этим сказать, что Рим — город всех городов, и никакой другой город не может с ним сравниться.
— Гляди, какие крупные яблоки! — заметил Гудрис. — Не то что наши, маленькие…
Лауренций объяснил:
— Яблоки, как и все фруктовые деревья, в этом саду находятся под постоянной опекой. Специальные люди — агрономы — разрыхляют землю, вносят в нее удобрения. Они с малых лет учатся обрабатывать землю…
— Смотрите, смотрите! — прервал Айстис Лауренция. — Что тут происходит?
Он показал на дерево около дороги, ветви которого гнулись от самых разных плодов. На одной росли орехи, на другой — виноград, на третьей — груши, гранаты, даже какие-то ягоды наливались соком!
— Этот участок принадлежит очень талантливому агроному, — объяснил Лауренций. — Агроном столь велик, что не боится смешивать растения. Другие за это угодили бы в тюрьму… — Помолчав, он добавил: — Хорошо садовникам: от одного дерева они ежегодно выручают не менее тысячи сестерций! Мы, мастера, чтобы столько заработать, должны пролить много пота… Вот и становится все больше желающих заниматься садоводством. Но сейчас уже трудно стать членом сообщества садоводов: вокруг города не осталось свободной земли. Даже самые скудные земли превращены в плодородные сады…
Сады были разные. Среди плодовых деревьев виднелись ягодные кусты. Рядом с виноградниками простирались участки, на которых зеленела капуста, росли чеснок, бобы, горох. У ручейка — множество уток и гусей. Очень много голубей.
— Голуби дороже, чем гуси, — рассказывал Лауренций. — За парочку голубей платят, как за добрый участок виноградника. Голуби — лакомство! Есть голубятники, обладающие стаями голубей стоимостью сотни тысяч сестерций!
— А это что? — заинтересовался Гудрис, увидев птицу, которая веером раскинула пестрый сверкающий хвост.
— Павлин… Их лишь недавно стали разводить в большом количестве, после того как появились любители павлиньих яиц. Теперь уже выгоднее держать пару павлинов, чем обрабатывать небольшой участок земли… Но кое-кто полагает, что этой моде скоро придет конец. Любители лакомств уже начинают требовать дроздовых яиц.
— Тоже придумают! — буркнул Гудрис.
— За этими садами — обрабатываемая земля. И не только здесь. Всюду, где господствует наша могучая Империя, земли возделывают — выращивают злаки. В первую очередь пшеницу. Особенно обильные урожаи земля дает на Черном Берегу. Из одного модия[55] пшеницы там вырастают полтораста модиев! Прокуратор божественного Августа прислал куст пшеницы, состоящий из четырехсот стеблей и выросший из одного зерна! Императору Нерону из того же края прислали триста шестьдесят колосьев, выросших из одного зерна! Эта пшеница, выращенная нашими знатоками земли и растений, называется стоколосой.
Гудрис покачал головой, не очень веря рассказам Лауренция. Вот бы достать такие семена! Из них, чего доброго, и на маленьких полях вырос бы невиданный урожай. Надо будет попросить семян этой пшеницы…
Лауренций, почувствовав, что жемайты заинтересовались его рассказом, продолжал объяснять, что римляне выращивают не только плодовые деревья, хлеба, но и скот, в особенности овец:
— Сейчас модно носить одежду из чистой шерсти. Лен с Черного Берега и шелк, который привозят из далеких краев, очень дороги. Римляне особенно любят шерсть овец, которых разводят в северных горах нашего края. Она такая мягкая, что пастухам приходится накрывать овец, иначе шерсть загрязнится и станет ни на что не пригодной, ибо вымыть ее невозможно. Разводим мы и коз, коров, лошадей, ослов.
Гудрис заинтересовался, кто обрабатывает землю и пасет скот, если такое множество римлян проводит свою жизнь в легионах.
— Работают рабы, которые принадлежат государству, императору или коллегии, городу, богатому гражданину, — объяснил Лауренций. — Среди земледельцев и животноводов есть и свободные люди. Это бывшие воины, которые к старости были награждены землей, а также выкупившие свободу рабы, ставшие колонами — свободными арендаторами. Некоторые рабы становятся пекулиями, то есть получают земельный участок и платят за него налог…
— Сами воюют, а рабы трудятся! Край разбойников! — еле сдерживая гнев, произнес Гудрис. Его лицо все больше и больше хмурилось.
Пока они вели разговор, сады кончились. Впереди виднелась белая стена с воротами. За ней высоко вздымались холмы, поросшие деревьями. Айстис насчитал семь таких холмов.
— Город! Город! — оживились путешественники.
Айстис, не отрывая глаз, смотрел на холмы, где сквозь деревья виднелись высокие белые дома. Вот он, Рим! А ведь они могли и не увидеть знаменитого города. Снова вспоминался отрезок дороги, который они преодолели после того, как знак, полученный от Траяна, помог им вырваться из лап легионеров…
— Город! Город! — показывали друг другу путешественники, довольные, что вскоре отдохнут, повеселятся, встретят друзей и знакомых.
— Вечный город, — с благоговением произнес Лауренций. — Слышали ли вы, что люди рассказывают о его начале начал? — И, не дожидаясь ответа, стал рассказывать: — Произошло это так давно, что все забыли, когда. На то место, где вы сейчас видите башни Вечного города, прибыл высокородный Эней. Ему понравились долины между морем и семью холмами. У Энея было много сыновей и дочерей, а у них — еще более многочисленное потомство. Вначале внуки и правнуки жили в мире и согласии, однако чем больше становилось потомков, тем чаще возникали раздоры. Всеми правил король Нумитор, что не нравилось его брату Амулию. Он убил Нумитора, своего брата, и его сына, своего племянника, а дочь Нумитора Рею вынудил стать весталкой[56]. Так Амулий надеялся избежать соперников в борьбе за престол. Вышло иначе. Рея от бога войны Марса родила двух сыновей — близнецов Ромула и Рема. Узнав об этом, Амулий велел бросить детей в реку Тибр. Но дети не утонули. Волна вынесла близнецов на берег, их нашла и выкормила волчица. Когда дети подросли, их воспитанием занялся королевский пастух. Став взрослыми, Ромул и Рем отомстили Амулию, и в том месте, где волна их выбросила на берег, основали город…
Лауренций показал рукой:
— От этого места до моря, в которое впадает река Тибр, около двадцати тысяч шагов. Рядом с устьем реки находится порт Остия, куда зайдет «Черный Конь». Мы будем жить в Риме. Видите холмы? Вон тот называется Капитолий. Он самый главный. Вот этот — Авентин, рядом — Палатин, а эти — Квиринал, Виминал и Эсквилин. Вон тот — Целий… Город уже строится и на холме Каникул, по ту сторону Тибра. С городом вы успеете познакомиться. Времени у вас будет немало. Поэтому запомните эти холмы, легче будет ориентироваться, не придется спрашивать. Жить будете у самого Тибра, у подножия Капитолия. Усадьба наших друзей расположена около моста Фабриция… Поехали!
Стража у городских ворот потребовала, чтобы прибывшие уплатили пошлину. За Гудриса и Айстиса уплатил Лауренций.
— Со стражами у ворот лучше не торговаться. Сколько просят, столько и дай! Если с ними повздоришь, в следующий раз придется платить в десять раз больше, да еще и товаров лишиться!
Вправо и влево шла высокая каменная стена. Лауренций повел свой отряд по дороге, петлявшей вдоль стены, рассказывая о строениях, которые им попадались по пути. У одних строений была кровля, у других — лишь стены. У третьих и стен не было, они походили на дакский храм в Сармизегетузе: такие же круги колонн.
— Здесь находится храм Фортуны, богини судьбы, счастья, — говорил Лауренций. — Он построен на черте, отделяющей мир от Города. Черта эта именуется Померием. Вот сейчас вы уже действительно находитесь в Городе Городов! Эту стену соорудил Сервий Тулий пятьсот лет назад. Вот храмы бога Квирина. Бог Квирин и бог войны Марс — заступник города — братья-близнецы. По преданию, Квирину досталось то, что осталось от Марса, ибо он родился позже…
