Глава VII ПОПАЛАСЬ?
Еще спишь, сестра? – спросили из-за двери.
Голос был девичий. Немного успокоившись, Маша стала дергать ручку, но «Краснодарские авиалинии» крепко сидели в щели. С той стороны подтолкнули, и дверь открылась. На пороге стояла вчерашняя «баскетболистка».
– И завтрак проспала, – сказала она, глядя на Машин плащ.
Сама «баскетболистка» была в футболке и в купальных трусиках. Наверное, уже успела об-макнуться в море. Наклонившись со своих высот, она выполнила здешний ритуал: чмок сестру в правую щеку, чмок в левую. Маша как бы нечаянно распахнулась, показывая, что под плащом одно белье. Мол, накинула вместо халата.
Оля, – представилась «баскетболистка». – Это я тебе чаю принесла.
Продолжая играть в сотрясение мозга, Маша скорчила горестную гримасу и пожала плечами: рада бы ответить, да не могу.
Ты немая?
Маша сначала покивала, потом помотала головой. Огляделась – в келье не было ничего пишущего.
Минуточку! – Оля без церемоний зашла в ближайшую келью и вернулась с ручкой и толстой тетрадью.
Интересные записи делала Машина соседка (или сосед?). Например, «Что есть любовь?» Или: «Мы – дети преподобного Сана». Полистав тетрадь, Маша вырвала из середины чистый листок и написала, что она Маша, что вчера попала в автомобильную аварию и с тех пор ни слова не может сказать.
Что ж ты молчишь! – всплеснула руками Оля. – Ах, да… Ну, написала бы!… Ой, и ладони ободраны! К врачу, к врачу!
И, схватив Машу за рукав, добрая великанша потянула ее из кельи.
Распотрошенная коробка лежала под одеялом. Оставлять ее так было нельзя. Маша вырвалась и написала: «Помоюсь, переоденусь, тогда. Ты в какой комнате?»
В сорок второй, этажом ниже, – ответила Оля. – Смотри, я жду!
И она ушла, наклонившись в дверном проеме. Ну и длинная!
Как только на лестнице стихли шаги великанши, Маша бросилась заглядывать в кельи. Тетрадку и ручку она вернула на место, оставив себе вырванный листок. В случае чего можно будет объяснить про сотрясение мозга: мол, говорить не могу, ищу, чем писать.
Коридор был похож на вагонный: сплошные двери, только не с одной стороны, а с двух. Заглянув в келью напротив, Маша обнаружила, что там нет окна. Вместо него был наклеен кусок фотообоев с березками. И в соседней келье то же самое. Дальше и проверять не стоило: ясно, что все кельи по одну сторону коридора без окон и что никто в них не поселится, пока есть свободные с окнами на море.
Куда она попала, в конце-то концов?! Причал этот гигантский, странный дом без окон. Или не дом? Вчера подходили к нему в темноте, у Маши слипались глаза и коленки тряслись от усталости. Запомнился транспарант над входом: «ВОТ Я И ДОМА». А так подъезд как подъезд. Без лифта. Лестница показалась узковатой… Надо выйти и посмотреть на дом со стороны.
Маша заглянула в другую келью, в третью… Вот оно! Фотоаппарат, и не «мыльница», а допотопный «Киев». С ним будет легче: перемотка пленки ручная. Спрятав фотоаппарат под плащом, она побежала к себе.
На счетчике было всего пять кадров – пленку только начали. Маша перемотала ее назад, вынула кассету и сравнила высунутый язычок пленки с засвеченным кусочком из коробки с конфетами. Эмульсия тут и там одного оттенка, отлично! Оставалось отрезать кусочек пленки и положить в коробку – разумеется, все в темноте. А отрезать нужно от конца, чтобы хозяйка фотоаппарата ничего не заметила. У нее просто станет на полкадра меньше, а кто их считает с такой точностью…
Маша залезла под одеяло, вскрыла кассету, размотала пленку… и вспомнила, что дверь открыта. Надо было заткнуть в щель «Краснодарские авиалинии», а то заглянет кто-нибудь. Между лопатками скользнула капля пота. Душно под одеялом. И страшно. Они доброжелательные, дети преподобного Сана. Любой может зайти, как Оля, чтобы узнать, не нужно ли чего новенькой. Увидит, что новенькая сидит, как чучело, под одеялом и занимается непонятно чем. Спросит. А отвечать нельзя, у Маши же «сотрясение». Хороша будет картинка, когда кто-нибудь (может быть, хозяйка фотоаппарата) сдернет одеяло…
Плавая в поту от духоты и страха, Маша отрезала кусочек пленки найденными в чемодане маникюрными ножницами. Кусочек подровняла точь-в-точь по старому, засвеченному, и положила в конфетную коробку. Конец пленки прикрепила к катушке той же липкой лентой, на которой он держался раньше, и стала наматывать пленку. Если кому-то кажется, что это легко, пускай попробует – на ощупь, не потянув, не поцарапав, не потеряв крышечку от кассеты. Да еще пленку нужно держать за краешки, чтобы не захватать эмульсию пальцами.
В укропольские времена Машина мама работала в газете и, как многие провинциальные журналисты, не только писала, но и сама фотографировала. Газета была черно-белая, и мама снимала на черно-белую пленку. Присылали ее с фабрики в стометровых мотках, а в кассету влезает ровно метр шестьдесят пять. У мамы не хватало терпения намотать себе сразу много кассет. А у Маши хватало. И вон оно когда пригодилось… Не зря Дед говорил, что ненужных знаний не бывает. Между прочим, с одним из лучших своих агентов он познакомился на рыбалке, показав, как из пластиковой бутылки сделать ловушку для мальков.
Маша закрыла кассету и вынырнула из-под одеяла. Уф, чуть не испеклась! Уже на свету она зарядила фотоаппарат. Не снимая крышечку с объектива, отщелкала пять кадров… Все как было.
Из-за стены слышались голоса. Соседка привела кого-то в гости. Босиком шмыгнув мимо приоткрытой двери, Маша пробралась в келью незнакомой фотолюбительницы и положила «Киев» на место. Никто ее не заметил. Оставалось завязать коробку ленточкой и ждать проверки.
Глава VIII СЕКРЕТ УКУШЕННОГО БРАТА
В конце коридора обнаружилась душевая, она же прачечная. Вчерашняя девочка, которая звала маму, переглаживала гору полотенец на гладильной машине. Ага, похоже, низшие ступени посвящения обслуживают высшие.
Последовало обычное «Здравствуй, сестра!», чмоки-чмоки, вопрос: «Ты немая?» Маша показала свою бумажку: «Меня зовут Маша. Вчера я попала в аварию» – и так далее.
– А я Соня… Бедненькая! – посочувствовала девочка. – А ты чего в плаще ходишь? Одежда сырая? Неси, утюгом высушим.
Маша замотала головой. Вот уж нет! У нее Версаче полон чемодан.
Соня выдала ей полотенце (четвертое по счету), а подушечки шампуня и маленькие кусочки мыла, как в самолете, стопками лежали на подоконнике.
Через двадцать минут, одетая в наилучшее барахло своей тезки-обманщицы, Маша стучалась в Олину келью.
Добрая великанша подарила ей блокнотик и ручку. У нее на тумбочке стоял, как рамка, открытый бумажник с чьей-то фотокарточкой в прозрачном кармашке. Заметив, что Маша приглядывается, Оля смахнула бумажник под подушку.
Пошли к врачу. Оля рассказывала, как была здесь в прошлом году на сборах и получила посвящение четвертой ступени. А сейчас надеется получить пятую, но для этого нужны особые заслуги.
Хотя кому я рассказываю! – спохватилась она. – Ты же знаешь, сестра.
Маша закивала. Еще бы, ей – и не знать! А великанша вдруг выдала:
