— Ты что молчишь, дрянь?! — требовательно спросила Розка.
«От дряни слышу!» — завертелось на языке у Маши. Но тут появилась Жанна и расчетливым ударом веника съездила по спине сразу и Розке, и Вадику.
— Дрянь, ты чего дерешься? — удивилась дочь миллионера.
Жанна молча показала веником на осколки плафонов и стала подметать. Лицо у нее было немолодое, а фигурка подростковая, как у Малика. Маша подумала, что, наверное, она тоже из одного тухума с боссом.
— Пойдем, дрянь, — позвала притихшая Розка.
— Я в ботинках, дрянь, — ответила Маша, и Розка не обиделась.
— Да хоть в валенках, Жанка приберет, — сказала она и, наклонившись с Вадика, по-мужски протянула Маше руку. — Роза.
— Мария, — представилась Маша, отвечая на пожатие Розкиной цепкой лапки.
— Балалайка тебе. Даже две. Пойдем, я квартиру покажу. — Розка пришпорила Вадика, и он тронулся шагом.
Маша пошла рядом, раздумывая, что могут означать эти две балалайки. Кажется, она прошла какое- то Розкино испытание.
Глава IX
РОЗКИНО НЕСЧАСТЬЕ
На Машин взгляд, миллионерская квартира была устроена не по-хозяйски. Охотничья комната с головой носорога на стене и ружьями в стеклянной витрине, курительная комната с трубками и сигарами в шкафах — зачем?! Или каминный зал: высотой в два этажа, длиной с вагон. В самый раз для концертов ансамбля песни и пляски. А в камине хоть открывай буфет с прохладительными напитками — все поместится.
По длинной стене зала тянется балкончик с резными перилами. Справа и слева к нему ведут лестницы. С балкончика можно войти на второй этаж квартиры, в спальни, ванные и туалеты. Этого добра тут навалом. Можно подумать, что семья Темирхановых только и делает, что спит, моется и сидит на горшке. И в гости к ним ходят для этого. Причем для гостей, которые приходят ненадолго, есть отдельный туалет на первом этаже, а для гостей, которые остаются ночевать, — туалет и ванная на втором.
В некоторые комнаты Розка едва заглядывала, не слезая с Вадика, и коротко говорила Маше:
— Библиотека. Половина книг на английском, половина на русском, но фиг поймешь, а медицинскую энциклопедию от меня запирают.
Или:
— Здесь Жанка, здесь кухня. Захочешь ночью лопать — буди Жанку. Она ключ от холодильника прячет.
Холодильник запирался от Ахмед Рашидыча. Днем он приказывал домашним не давать ему есть после восьми вечера. А по ночам шарил на кухне, надеясь разыскать ключ от холодильника или хоть морковку. Но Жанна запирала от него все, кроме минеральной воды. Был случай, когда она забыла на столе пакет муки, а миллионер заварил из нее клейстер и сломал.
Выдавая такие семейные тайны или показывая что-нибудь особенное, вроде Маринпетровниной пудреницы с бриллиантами, Розка ждала, что скажет Маша. А потом ставила отметки: «балалайку тебе» или «фиг тебе на воротник». Балалаек Маша заработала с десяток, а фигов — два. Один был пустяковый, а второй заслуженный. Маша опять стала вериться перед зеркалом. Маленькая некрасивая Розка смотрела с завистью, и Маша поняла, что дразнит ее. Тут бы и отойти от зеркала, а Маша уже нарочно показала Розке язык. И получила в награду «фиг на воротник».
Но балалаек все равно вышло больше, и Розка объявила Вадику;
— А она ничего себе дрянь. Гармошку ей с колокольчиками.
В ответ Маша сказала (тоже Вадику):
— А я боялась, что она совсем дура. Седло ей с бубенчиками.
И они с Розкой засмеялись и пошли выбирать Маше спальню. Вадик, увидев, что они поладили, сразу же засобирался по делам. Ему надо было заказать обед и купить мобильник для Темирханова.
— Я в Курск хочу позвонить, — спохватилась Маша. — Только не знаю, куда — в справочную или в милицию. Нужно Деда разыскать.
— Нет проблем, — ответил Вадик. — У босса в Курске деловые партнеры, они в два счета твоего дедушку найдут. Я им позвоню.
Вадик ушел, но еще долго не мог выбраться из квартиры. Его поймала Жанна и стала что-то горячо втолковывать не по-русски. Маша с Розкой слышали за приоткрытой дверью спальни ее хлопотливое бормотание и ответы здоровяка: «Конкретно… Конкретно…»
— Он что-нибудь понимает? — спросила Маша.
— Не-а. Просто не убегает, а Жанка и рада. Мы с мамой ее тоже не понимаем, а Малик слушать не хочет. Надо же ей выговориться.
— А почему имя у нее французское?
— Это наше имя, горское: Жаннат. А я — Разият.
— Как же она в Москве живет, если по-русски не понимает?
— А она дальше универсама почти не ходит. День-1И считать умеет, вот и живет… Пойдем в бесильню, — позвала Розка.
— А это что такое?
— Увидишь.
Бесильня была набита мягкими игрушками. И стены мягкие, как ватное одеяло, и дверь, а на полу толстенный ковер и маленький батут посередине. Ори, включай музыку, скачи — никому не помешаешь и ничего не сломаешь.
Розка с Машей разлеглись на ковре.
— Мне бы такую комнату, — сказала Маша, подтягивая под голову вместо подушки мехового мамонта.
Розка лениво крутила хвост тигренку. Ростом он был почти с нее.
— Фиг тебе на воротник. Не люблю, когда завидуют.
— Я не завидую. Я хотела сказать, мне бы такую комнату, когда я была помоложе.
— А сейчас неинтересно? — отшвырнув тигренка, Розка ловко вскочила на батут и подпрыгнула. Макушкой она чуть-чуть не достала до потолка. — Побеситься неинтересно?
— Иногда интересно, — призналась Маша. — А так я больше люблю наряжаться, компьютер и пистолет. И ногти красить.
— Скучно быть взрослой. — Розка еще раз взлетела до потолка и приземлилась рядом с батутом на большущего красного зайца. — У, переросток! Это папкины бизнесмены дарят. Одних мишек восемь штук. Никакой фантазии.
— Просто им все равно, — заметила Маша. — Я как приду к маме на работу, так все тащат мне одинаковые шоколадки из буфета. Еще никто не спросил, чего я хочу, — может, жвачку или пирожок. Они же дарят эти шоколадки не потому, что меня любят, а потому, что я дочка Маргариты Незнамовой.
— Ух ты! — удивилась Розка. — Маргариты Незнамовой? Журналистки, которая в Сочи по телеку?
— Ага, и по телеку, и в газетах. Только мы теперь будем Алентьевы, как папа и Дед.
— Она, что ли, замуж вышла?
— Вышла, давно. Один раз она уже была Алентьевой, а потом стала Незнамовой.
— А зачем туда-сюда фамилию менять?
— У нас же Дед разведчик, — стала рассказывать Маша. — Американцы его схватили, допрашивают, а он молчит. Год молчит, два молчит… Пять лет молчал. Мама с папой успели пожениться и поехали
