Отец его любил. Ну, Геслер и велел ему, Чтоб в сына он стрелял И яблоко с главы его Стрелой своею снял. С тоскою Тель прицелился, Вдруг воздух завизжал, Все вскрикнули от радости — Он в яблоко попал. Всё это здесь представлено, Всяк сделан как живой: Сам Геслер, Тель, жена его, И сын, и тесть седой — Картина интересная. Да что тут толковать, Придите, так увидите — Мы рады показать. Вот лорд Кохрен, британец храбрый, Одет в пурпуровый мундир; И с ним Миаули отважный, Известный греков командир. И предводитель фильелинов, Искавший счастия людей И храбро дравшихся за греков Для славы собственной своей; Фабвье, полковник знаменитый, Порядку греков он учил, От императора французов Он крест французский получил. Встречался с турками он редко, Да больно турок не любил, Хотя и редко, да уж метко При каждой встрече колотил. К ним турка смуглого с посланьем Паша египетский прислал, Тот турок, полн негодованья, Вождям посланье отдавал. А здесь рожденный для короны, Еще в младенческих летах, Представлен сын Наполеона У юной мамки на руках. С дитяти глаз она не сводит, Его лелеет, веселит, С ним на руках весь день проводит, Всю ночь у ног его сидит. Смотрите больше на ребенка: Печать несчастия на нем, Рейштадтским герцогом он умер, Родился римским королем. А здесь царевна молодая Во всей красе, во цвете лет, С тоскою взоры устремляет В последний раз на божий свет. Пред нею, преклонив колена, Стоит Мельвиль, седой старик, Товарищ гибельного плена, Главою грустною поник. Вокруг, в тревожном ожиданьи, С слезами фрельны на глазах Сидят, прощаясь до свиданья В блаженной жизни, в небесах. Вот графы Кентский и Шревсбури, И мрачен их печальный взор, Они несут, как тучи бурю, Царевне грозный приговор. Еще вблизи от эшафота, С улыбкой зверства на устах, Стоит отверженец народа, Палач с секирою в руках. При первом взгляде на картину Все фибры сердца задрожат, Ведь это страшная кончина Несчастной Марии Стюарт!!! Ах, вот еще про этого, Совсем было забыл, Когда взойдете в двери вы, Тут немец прежде был, Сидит он, как оглянетесь, Весь в черном, небольшой, Так вы ему не кланяйтесь, Он мертвый, восковой. Знать, это Шульт, хозяин сам, Сначала думал я, Да что-то больно пристально Он смотрит на меня. Тут я и образумился — Знать, это не живой, Взглянул тотчас же в книжечку: Ах точно, восковой. Он Пальмом прозывается, В Нюрнберге прежде жил, Да книжечку какую-то Про немцев сочинил. Книжонка-то пустячная, Да франков он ругал, Так автора несчастного Француз и расстрелял. — А вот, пленительна как счастье, Стройна как дикая сосна,
