Рассыпался горох На семьдесят дорог! Вся овощь огородная Поспела; дети носятся Кто с репой, кто с морковкою, Подсолнечник лущат, А бабы свеклу дергают, Такая свекла добрая! Точь-в-точь сапожки красные, Лежит на полосе. Шли долго ли, коротко ли, Шли близко ли, далеко ли, Вот наконец и Клин. Селенье незавидное: Что ни изба — с подпоркою, Как нищий с костылем; А с крыш солома скормлена Скоту. Стоят, как остовы, Убогие дома. Ненастной, поздней осенью Так смотрят гнезда галочьи, Когда галчата вылетят И ветер придорожные Березы обнажит… Народ в полях — работает. Заметив за селением Усадьбу на пригорочке, Пошли пока — глядеть. Огромный дом, широкий двор, Пруд, ивами обсаженный, Посереди двора. Над домом башня высится, Балконом окруженная, Над башней шпиль торчит. В воротах с ними встретился Лакей, какой-то буркою Прикрытый: «Вам кого? Помещик за границею, А управитель при смерти!..» — И спину показал. Крестьяне наши прыснули: По всей спине дворового Был нарисован лев. «Ну, штука!» Долго спорили, Что за наряд диковинный, Пока Пахом догадливый, Загадки не решил: «Холуй хитер: стащит ковер, В ковре дыру проделает, В дыру просунет голову Да и гуляет так!..» Как прусаки слоняются По нетопленой горнице, Когда их вымораживать Надумает мужик, В усадьбе той слонялися Голодные дворовые, Покинутые барином На произвол судьбы. Все старые, все хворые И как в цыганском таборе Одеты. По пруду Тащили бредень пятеро. «Бог на помочь! Как ловится?..» «Всего один карась! А было их до пропасти, Да крепко навалились мы, Теперь — свищи в кулак!» «Хоть бы пяточек вынули!» — Проговорила бледная Беременная женщина, Усердно раздувавшая Костер на берегу. «Точеные-то столбики С балкону, что-ли, умница?» — Спросили мужики. «С балкону!»
