руку, удивленно оглянулась по сторонам, потом заглянула мне в глаза, заявила:
— Нет!
— Нет?
— Мы не можем просто так пойти домой.
Очевидно, она следовала какой-то своей девичьей логике. Я был не прочь эту логику постигнуть:
— А как не просто так мы должны идти домой?
— Я хочу вина! Вкусного красного вина! — Ее губы сложились в древний символ каприза.
Мне захотелось лизнуть их сию же минуту, но не от вожделения — в благодарность. В ту секунду я понял, что ее каприз выражает что-то, необходимое нам обоим: мы обязаны растянуть эту странную ночь настолько, насколько хватит у нас сил, а у Вселенной — терпения. Я подумал, что если я… если мы будем достаточно упорны, эта ночь вполне может подарить нам чудо. Я улыбнулся, Белка, неверно расценив мое молчание, добавила:
— У меня есть деньги.
— Да есть у меня деньги, — очнулся я. — Ты хочешь пойти в кабак или мы просто купим бутылку в супермаркете и посидим на лавочке в нашем дворе?
Она извлекла из складок ночи свой пальчик и ткнула им меня в грудь, сказала серьезно:
— Второй вариант мне нравится больше, молодой человек. «Мне тоже», — мысленно согласился я.
Мы пили вино, наливая его в пластиковые стаканчики, таращились в небо, застрявшее в куцых кронах тополей, смеялись, несли всякую чушь или замолкали на секунду, чтобы потом рассмеяться и снова рассказывать друг другу бессмысленную, но забавную ерунду. Я, после смерти отца погрузившийся в усталость и опустошение, медленно поднимался, выплывал на поверхность. Это странное сочетание: девушка, невозможная, как поцелуй ангела, ночь, полная спелых звезд, и терпкая виноградная кровь — все это размягчало мое естество, я чувствовал, что становлюсь податливым. Мне и вправду хотелось смеяться и хотелось, чтобы Белка была рядом со мной — и смеялась вместе со мной. Я думал, что из всех лекарств, духовных практик, химических или религиозных наркотиков эта смесь самая действенная.
— Почему тебя так зовут?
— Что?
— Гвоздь — что это за имя?
— А… вот ты о чем…
— Да, я об этом. Налей мне.
— Белочка, наши имена написаны клинописью на этом июльском небе. Никто не знает, как перевести эти руны на русский или любой другой язык. Так что все мы обречены носить имена, которые нам дали такие же безымянные создания, как и мы.
— Ничего себе! Ты это серьезно?
— Смотря как ты к этому относишься.
— Ты странный, Гвоздь. Ты какой-то странный, Гвоздик…
— Наверное.
— А ты любил кого-нибудь?
— Мужчину или женщину?
— Мужчину?!
— Ну да. Я любил своего отца.
— А-а… Умник. А почему любил? Почему в прошедшем времени?
— Он умер два месяца назад.
— Ой!
— Ладно, не бери в голову.
— Ты по нему скучаешь?
— Давай сменим тему.
— Ладно.
— А ты сама любила? Любила мужчину?
— Нет.
— Врешь ведь.
— А ты, оказывается, бываешь несносен.
— Не любишь разоблачения?
— Терпеть не могу.
— Значит, врешь, да?
— Ты все-таки несносен!
— Ты даже не представляешь, насколько.
— Что, уже пора поссориться? Ты когда-нибудь бил женщин?
— Нет.
— Тогда мне бояться нечего. Еще раз повторяю для непонятливых: я никогда не любила мужчину.
— Все равно врешь, да?
— Ну и что? Какая разница?
— У тебя же был вроде парень.
— Уже две недели как нету.
— Что так?
— Он балбес. Бал-бес.
— Ты по нему скучаешь?
— Ты просто ужасно несносен!
— Считай, что это ревность.
— Врешь ведь!
— Ну и что? Какая разница?
— Еще и дразнится!..
Белка жила понятием «здесь и сейчас». Прошлое было для нее исчезающим на солнце фантомом, а вечность — вряд ли длиннее пары недель. Но здесь и сейчас был я, и я подумал: «Какого черта?»
И сказал:
— Вино — это виноградная кровь. И у нас, Бельчонок, она закончилась.
Она ответила:
— Странно… Знаешь, ты первый, кто так меня называет.
Я был уверен, что такого не может быть, но разве это имело значение? Эта невинная ложь, банальная, как алюминиевая ложка, — она меня умиляла. Правда — это не то, что мы хотим услышать, это то, что нам необходимо почувствовать. Женщины обретают ее с рождения, но за всю жизнь так и не могут научиться вплетать ее в речь или действия, мужчины же находят ее в словах и поступках, но так и не постигают сердцем. Правда всегда где-то между мужчиной и женщиной. Чтобы ее найти, нужно закрыть глаза и протянуть руку… Белка схватила меня за палец, я открыл глаза, она заговорщицки улыбнулась, сказала:
— Пошли. Только тихо. Если мы разбудим соседку, вони будет на весь этаж. Она и так меня терпеть не может.
— Давай лучше ко мне. У меня соседей нет.
— Зато у меня есть полбутылки красного чилийского… Если только эта сучка его не высосала. Не должна, я спрятала… Да и не хожу я по ночам к незнакомым парням!
Аргумент был более чем убедительный. Я засмеялся.
— Ну что ж, пошли к тебе.
— Гвоздь?
— Тут я.
— А ты правда такой, как я думаю?
— Нет, скорее всего.
— Зачем ты врешь?
