скалы, расположенные совсем близко друг к другу. Эти скалы где-то на вершине Казы-гурта. Говорится, что в щель между ними может пройти только праведный человек. Я уже не говорю о том, что через перевал Казыгурта когда-то пролегал Великий Шелковый путь, а сама гора имеет магнитную аномалию, которая влияет на электронные приборы.
— Не гора — а кладезь тайн и загадок истории, — заметил я. Да, неплохое место ты подобрал для эксперимента. И что, мы полезем на гору? Она высокая? Мы же не альпинисты.
— Тысяча семьсот шестьдесят восемь метров над уровнем моря. Это не скала — гора, так что, если найти проводника, думаю, восхождение вполне возможно. Но для нашей цели вовсе не обязательно разбивать лагерь возле Ноева ковчега. Да и вообще не вижу смысла лезть на гору. Нам нужно спокойное безлюдное место, обязательно с источником воды поблизости. У подножия горы, я думаю, мы такое найдем.
— Убедил, — согласился я. Мара знал, чего ему нужно, а стало быть, это устраивало и меня.
Около часу дня мы зашли в какое-то кафе и пообедали пловом, приготовленным с абрикосом, изюмом и черносливом. Плов был жирный и сладкий. Сытые и разморенные, мы вернулись на вокзал и спустя час сели в поезд.
В Шымкент мы прибыли поздним вечером. Я думал, что мы доберемся засветло, но поезд еле тащился, то и дело останавливаясь. До Казыгурта следовало добираться автобусом, железная дорога туда не шла. Искать ночью в незнакомом городе автовокзал было бессмысленно, к тому же вряд ли были рейсы с отправлением после полуночи. Мара предвидел такой поворот событий и еще до начала путешествия приготовил список гостиниц всех городов, через которые проходил наш маршрут. Узнавая у местного населения дорогу, Мара привел нас к одной из них. Покончив с формальностями заселения, мы наскоро приняли душ и завалились спать. Дорога, даже столь увлекательная и полная новизны, все равно вымотала нас основательно.
Выспаться Мара нам не дал. Вскочил с первыми лучами солнца и принялся нас расталкивать. Я открыл один глаз и уставился им на мучителя.
— Мара, — сказал я. — С таким извергом, как ты, последний раз мне доводилось встречаться в армии. Это был ефрейтор Дыров. К твоему сведению, я сломал ему лицо.
Но Мару было не запугать. В его глазах плясали озорные бесенята, а по губам блуждала улыбка. Левой рукой он указал на окно, произнес тихо:
— Посмотри туда.
Я повернул голову в указанном направлении. В окно неторопливо втекало солнечное сентябрьское утро. Я разлепил второе веко, потом встал, подошел и прижался лбом к стеклу. Шым-кент, Глиняный город, выглядел вполне современно: пластик, стекло, цветная тротуарная плитка, не в пример Кызыл-орде много деревьев и никаких глинобитных халуп. На асфальтированных улицах разноцветные сверкающие авто и ни одного ишака или погонщика с верблюдом. Я посмотрел поверх крыш жилых многоэтажек, бирюзовых куполов мечетей, поверх крон тополей и берез в парковых зонах. Мой взгляд пересек черту города и медленно таял в утренней дымке предгорной долины. Но там, на горизонте, все же просматривался едва различимый рваный контур. Горы…
— Мы почти на месте, парень! — ликовал Мара.
— Тряси Кислого, я пошел умываться.
Полчаса спустя мы уже были на автовокзале. Кислый ныл, что ему необходимо позавтракать или хотя бы выпить чашку чая, но Мара был непреклонен.
— В Казыгурте позавтракаем. А заодно и пообедаем.
Все сорок минут, пока мы ждали отправления, Мара ходил вокруг нас кругами. Его волнение отчасти передалось и мне. Наше путешествие подходило к финалу, и нам всем не терпелось увидеть, куда же мы в конце концов стремились. И потом, когда громыхающий пыльный «ЛАЗ» тащил нас по городу, я неотрывно смотрел в окно, ожидая, когда пейзаж избавится от кирпично-бетонных построек и зеленых стен искусственных насаждений, от суеты пешеходов, спешащих на работу, и мельтешения автомобилей, когда откроется величественный ландшафт западного хребта Тянь-Шаня, хребта с гремящим названием Каратау и его жемчужиной — горой Казыгурт. Город хотелось сдвинуть в сторону, как надоевшую и раздражающую декорацию, и… заглянуть в глаза Небесных Гор.
Наконец мы оставили позади последний квартал, и автобус, клюнув носом, устремился с холма вниз. Везде, насколько хватало глаз, растекалась волнистая долина предгорья. Казалось, что холмы покрыты не травой, а мягкой лоснящейся шерстью, причем каждый первый волосок был зеленым, а второй желтым. Эти холмы хотелось потрогать пальцами, погладить, почесать за ухом… Да, они напоминали мне спину лошади или, быть может… верблюда?..
Я почувствовал на себе взгляд и оглянулся. Позади меня в левом ряду сидел мужчина лет тридцати пяти и пристально за мной наблюдал. Шорты, ботинки на толстой подошве, рубашка с коротким рукавом цвета хаки, на голове брезентовая панама, на шее недорогой цифровой фотоаппарат и солнцезащитные очки на шнурке — европеец.
— Do you like this place? — спросил я его и улыбнулся.
— Yes.
— Me too.
— Good, — ответил он и едва заметно кивнул. В этом его ответе и в том, как он продолжал меня рассматривать, было что-то отстраненное и даже равнодушное. Мне подумалось, что этот турист — немец. Я отвернулся. Через мгновение я выкинул его из головы.
Автобус, пройдя нижнюю точку спуска, натужно гудя, пошел на подъем. Я оглянулся и долго смотрел на уходящую к северу долину. Местами солнце пробивалось сквозь облака и, пронизывая толщу густого синего неба, высвечивало на мятом покрывале долины яркую рябь. Эти пятна желтого света казались пеной на гребнях зелено-коричневых волн, а вся долина — застывшим океаном. Что-то в этом было от океаномании Айвазовского, от мгновенного снимка, статика которого сиюминутна, а значит, в следующее мгновение долина может ожить и потечь… Я подумал: может быть, это памятник Великому потопу? Монумент, занимающий тысячи квадратных километров, в память о тех временах, когда океан начал отступать, и над его поверхностью все выше и величественнее вздымался Казыгурт, а лоцман Ной уже вел свой корабль к этой пристани… Мне вспомнилось, как я стоял у черного окна своей комнаты, за которой хлестал холодный дождь и выл ветер, и думал, что Казахстан — это страна, где много неба, много простора и много меня самого. Информационная структура моего воображения не лгала мне — все именно так и оказалось. Я был рад, что согласился на путешествие.
— У-у-у-х… — тихо выдохнул Кислый.
Мара положил руку мне на плечо, привлекая внимание. Я посмотрел на него, потом проследил за его взглядом. Автобус выполз на вершину холма, вой двигателя немного утих, и нам открылся пейзаж, до этого скрытый холмами. Темно-серая лента асфальта уносилась вперед, то обрываясь, то выскакивая из под- земли уже на следующем холме. И прямо по курсу синусоиды дороги, занимая треть горизонта, лежала гора.
Пожилой казах оглянулся на нас с улыбкой.
— Казыгурт, да, — прокомментировал он с гордостью.
Я кивнул ему и снова вернулся к горе. Она ничего мне не напоминала. В базе данных моей памяти, как сказал бы Мара, не было ни одного образа, который хоть отдаленно можно было бы ассоциировать с этой громадиной. Казалось, какой-нибудь гекатонхейр — сторукий исполин Аида — ударил изнутри кулаком, и земная твердь вспучилась, выдавив в космос небесную синеву. Наверное, поэтому небо над Казы-гуртом такое прозрачное… И еще на вершине горы, словно шапка белоснежного меха, сидело облако… Я смотрел и чувствовал, что мне не хватает сердца, чтобы увиденное вобрать в себя целиком.
Чуть позже я вдруг вспомнил про иностранца и оглянулся: немец щелкал гору на свой фотоаппарат и не обращал на нас никакого внимания.
В поселке мы разделились. Мара отправился на поиски информации, мы с Кислым — продуктов. Через три часа мы собрались снова, в кафе плотно заправились лагманом с лепешками и, навьюченные как
