эллины, пышнокудрые сирийцы, коварные египтяне, обучили Порций и Лукреций искусству высоких причесок и соблазнительных поз, пляскам, игре на кифаре, притворству.
– Ты оставляешь меня на попечение пенатов. Но кому я поручу тебя? Кто будет охранять тебя от вражеских стрел, от суровой непогоды? Кто поможет тебе преодолевать горы и бурные потоки? Я решила: с тобою пойдет Клодий. Он будет твоим телохранителем.
– Клодий? Телохранителем? Пусть он лучше стережет мое доброе имя здесь и не знакомит свою сестру со всякими бездельниками.
Клодия топнула ножкой. Ее личико покраснело.
– Валерий не бездельник, а великий поэт. А брат мой давно мечтает о ратных подвигах. Еще ребенком он слышал о тебе и твоем плавании в Египет. И когда ты посещал дом моего отца, он был твоим первым ходатаем.
– Хорошо! – молвил Лукулл, смягчившись. Ему было приятно, что равнодушная к делам Марса Клодия помнит об этом эпизоде. – Я возьму с собой твоего братца. Только пусть он не думает, что я его допущу в свой шатер. Пусть он подышит дымом солдатских костров, натрет мозоли. Тогда я сделаю его легатом.
Клодия обняла Лукулла.
– Я знала, что ты мне не откажешь. Благодарная Клодия клянется хранить тебе верность, как Пенелопа.
Она выбросила жестом легионера тонкую холеную руку. Блеснули ярко накрашенные ногти.
Лукулл расхохотался:
– А уроки твоего веронца? Ты думаешь, я их забыл?
Говорит она, что любит
Одного меня на свете,
И клянется: «Сам Юпитер
В этом будет мне свидетель!»
То, в чем женщина любая
Брату нашему клянется,
Написать в воде текучей
Или в воздухе придется.
К счастью, моя Клодия, – продолжил он после паузы, – я не удаляюсь, как Одиссей, на двадцать лет. Не позднее, чем через год, я проведу по Священной дороге самого враждебного и ненавистного из царей.
Клодия захлопала в ладоши.
– Как интересно! Я буду супругой триумфатора.
…На равнине у Брундизия происходили последние приготовления войска. Солдаты отрабатывали отражение атаки боевых колесниц. Это упражнение было новым и сложным, поэтому им руководил Лициний Мурена. Лукулл доверил ему обучение воинов, так как знал, что Мурена начал службу в легионе, которым командовал его отец, легат Суллы. Лагерь был для него родным домом. В свои тридцать шесть лет он уже имел пять наград за взятие городов.
– Раз! – кричал Мурена.
И солдаты отвели копье назад.
– Два!
Они выбросили его вправо.
– Три!
Копья задергались. Послышался смех.
Мурена обернулся в гневе и растерянности. Он увидел юношу, одетого и причесанного столь тщательно, словно он только что вышел из терм. Казалось, он пришел не в лагерь, а на прогулку или на свидание.
– Что тебе здесь надо, бездельник? – закричал Мурена.
– Меня прислал Лукулл, – молвил юноша, одергивая тогу. – Он сказал: «Направляйся к Мурене, пусть он проведет тебя сквозь копья!»
Солдаты затряслись от хохота. Этот желторотый птенец не знает, что пройти сквозь копья означает наказание палками.
Юноша покраснел. На глазах его выступили слезы. Он скинул тогу и остался в короткой тунике. Тело было крепким и загорелым.
– Что вы смеетесь, мужланы! – выкрикнул он, поднимая с земли чье-то копье.
Не торопясь, он отвел руку назад и с силой метнул его в тонкий столб, украшенный легионным орлом.
Копье впилось в центр столба и задрожало. Из уст воинов вырвался удивленный вздох. Этот юнец превратил в мишень лагерную святыню! Но какая меткость!
И в этот момент из-за оливковой рощицы, отделявшей лагерь от виллы какого-то сенатора, показался всадник на взмыленном коне. В том, с какой стремительностью он приближался, чувствовалось, что произошло что-то, сулящее перемены.
Выхватив из рук всадника свиток, Мурена пробежал его глазами. И через мгновение все поле огласил
