и решил уйти к Роките? Если так, то именно я виновата в его гибели.
Девушка начала всхлипывать, как ребенок.
– Вы проявили большую жестокость, – буркнул Альберт.
Он был зол на нее. Может быть, за ее глупость.
– У вашего отца в кабинете висит картина Гроттгера, на книжной полке стоит «Верная река» Жеромского. Мужчина, который не хочет быть убитым, кажется вам неромантичным. Вы заставили его уйти в лес. Не стоило дразнить его тем сумасшедшим. Куртман погиб, но не по вашей вине. Ему устроили побег, он согласился стать осведомителем. Кто-то сообщил Роките. Куртмана застрелили, как только он явился в свой отряд. Я видел его через три дня. Он лежал на лесной тропинке, подогнув ноги, весь облепленный муравьями.
– Вы врете, врете! – истерически крикнула девушка. – Ложь… Ложь… Все неправда.
Они стояли друг против друга на узкой улочке, застроенной полуразвалившимися домишками. Ставни на окнах были плотно закрыты, дома казались вымершими.
– Не понимаю вас. Вы хотели стать любовницей Крыхняка, чтобы спасти Куртмана. Теперь же вас пугает мысль о том, что он хотел спасти свою жизнь, предав товарищей.
– Я хотела «продать» только себя. А он… других. Это разница. – Теперь уже не жалость, а ненависть к Куртману звучала в ее голосе.
Девушка повернулась и бросилась бежать, громко стуча каблуками по неровным плиткам мостовой.
– Я уже третий раз приезжаю сюда, – сказал Миколай. – Ты был в монастыре?
– Да.
– Есть что-нибудь интересное?
– Нет.
– Как дела с «хрустальным зеркалом»?
– Отстань! Ведь ты все равно не веришь в эту чепуху…
Миколай замолчал, обиженный резкостью Альберта. Курили, молча глядя на светящийся спидометр.
– Я побывал у Рамуза, облазил монастырь сверху донизу, до потайных подвалов, – заговорил, наконец, Альберт. – Я знаю все, но не продвинулся ни на шаг вперед. «Хрустальное зеркало» по-прежнему остается загадкой. Ума не приложу, как начать это дело. Топчусь на одном месте.
– Зачем же ты явился на встречу со мной?
– Просто хотел взглянуть на твою физиономию. Я здесь так одинок, кругом враги. Ты понимаешь это?
Недоразумение было улажено, они снова стали друзьями. Миколай похвастался:
– Напал на след любопытной истории. Завтра днем все узнаю. Нащупал контакты, разузнал шифры, псевдонимы. А что будет, если не ты, а именно я раскрою тайну «хрустального зеркала»? Сегодня утром я был в УБ у начальника Яруги.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Альберт.
– Яругу я не застал. Меня провели к заместителю.
– Такой толстый? Крыхняк?
– Ты его знаешь?
– Немного.
– Так вот. Я его предостерег. И тебе советую соблюдать осторожность. На завтрашний вечер что-то готовится. Не знаю еще, что именно, завтра днем буду иметь точную информацию.
– Будь осторожен. Влипнешь сам, подведешь меня. Сорвешь всю операцию.
– Тебе кажется, что ты умнее всех. Три раза в день принимаешь ванну, за комнату платишь долларами. Вот новый стиль твоей работы.
– Откуда ты знаешь?
– Здешние дамочки нашептывают друг другу. Жена доктора – жене адвоката, жена адвоката – жене аптекаря и так далее: «Ах, какой он интересный, этот англичанин, какой элегантный!» Ты и в монастыре так себя вел? – иронизировал Миколай.
– Так уж сразу и англичанин? Доллары? Да теперь любой спекулянт платит долларами.
– Ты забыл о ванне. «Это не поляк, раз такой чистюля», – говорят.
– Кто тебе все это рассказывал?
– Подруга твоей хозяйки. Портниха. У нее мастерская на площади.
– Кто она в действительности?
– Портниха. Дама полусвета. Обожает все, что пахнет опасностью. Подыгрывает Роките, подыгрывает Яруге. Например, хочет узнать, куда пропал его сотрудник. Она наводит сведения и сообщает, где и когда кого стукнули. И одни и другие о ней знают. И тем и другим она нужна.
– Понятно, – Альберт кашлянул.
– Ты страшно утомлен, даже позеленел весь, – посочувствовал Миколай.
Он остановил машину у въезда в город.
…Было уже часа три ночи. Старомодная лампа на цепочке давала возможность без труда разобрать надпись на небольшой медной дощечке:
ФРАНСУАЗА ЛИГЕНЗА
Двери и окна мастерской были закрыты рифлеными шторами. Сквозь щели одного из окон пробивался свет: пани Лигенза, по-видимому, уже вернулась от Рачинской. «Интересно, одна она у себя или вдвоем с архитектором? – размышлял Альберт. – А может, это не ее окна?»
К дому примыкал небольшой садик. Альберт вошел в открытую калитку, ощупью пробрался к двери дома. Постучал. Тишина.
Постучал еще раз, сильнее. Послышался стук дамских туфель. Загремела цепочка. Дверь открылась.
– Чего-чего, а такого я от вас не ожидала… – Лигенза нисколько не смутилась, хотя была полураздета. Закрыла дверь, провела его в комнату. Только после этого повернулась к нему спиной и набросила на плечи халатик.
– Вы меня поставили в очень затруднительное положение. Теперь я не могу ночевать у Рачинской.
– Не понимаю… – кокетливо прищурилась женщина.
Альберт зевнул, вынул из кармана сигареты. Пачку сигарет и спички положил на стол, предварительно отодвинув куски материала. Под ними блеснул шприц с остатками какой-то жидкости.
– Вы явились, чтобы переспать со мной, или вас интересует что-нибудь другое?
– Другое.
– Ах, так!… Это хорошо, потому что в соседней комнате спит мой жених. Разбудить его?
– Как хотите.
Лигенза села на стул, сняла туфли на высоких каблуках, надела домашние тапочки. Тихо, на пальцах, прошла в соседнюю комнату. Вернулась с бутылкой коньяка и двумя рюмками.
– Выпьем? Может, это развяжет вам язык. Она поровну разлила коньяк по рюмкам, как опытный потребитель спиртного.
– Последнее время мне трудно заснуть без алкоголя. Видимо, придется лечиться, – призналась она, нимало не смущаясь.
– А я думал, что вы…
– Это насчет шприца? Мой жених делает уколы морфия. Он был ранен, рана не заживает, ужасные боли… Вы смотрите на мое лицо? О, когда-то я была красива! Так мне говорили по крайней мере. Ожог. Банальная и неинтересная история. Вспыхнул бензин, когда я заливала его в машину. Давно уже, шесть лет назад.
