времени.
Он трогает ее кожу. Беата это видит, а он не может оторваться. Кожа – словно резиновая. Он смотрит на Камиллу и замечает, что и она смотрит на него – с каким-то странным блеском в глазах. Вздрогнув, он отдергивает руку, и глаза медленно гаснут, как выключенный телеэкран. Странно, думает он и кладет руку ей на щеку. Теплая вода из душа сочится сквозь одежду. Блеск медленно возвращается. Он кладет другую ладонь ей на живот. Глаза оживают, он чувствует пальцами движение ее тела. Да, к жизни ее вызвали его прикосновения. Без них бы она пропала, умерла. Он прислоняется лбом к ее лбу. Вода затекает под одежду, окутывает кожу. Только сейчас он видит, что глаза у нее не синие, а карие, а бледные губы наливаются кровью. Он прижимается губами к ее губам и отшатывается: они холодные как лед.
Она смотрит на него, ее рот приоткрыт.
– Что ты здесь делаешь?
Сердце Харри замерло. Отчасти оттого, что эхо этих слов еще звучало в комнате, а значит, он услышал их не во сне. Отчасти потому, что голос не был женским. Но в основном оттого, что над ним склонилась чья-то фигура.
Потом сердце снова забилось. Фонарик еще горел, и Харри дернулся за ним, но тот упал на пол и описал круг. Тень странной фигуры в бешеном танце заскакала по стенам.
Потом зажглась верхняя лампа.
Свет ударил в глаза, и Харри непроизвольно заслонил лицо руками. Прошло несколько секунд – ни выстрелов, ни ударов. Харри опустил руки.
Он узнал мужчину перед собой.
– Скажите на милость, чем вы тут занимаетесь? – спросил мужчина.
На нем был розовый халат, но все равно не верилось, что он только что проснулся. Прическа выглядела идеальной.
Это был Андерс Нюгорд.
– Я проснулся от шума наверху. – Нюгорд нацедил Харри чашку кофе. – Сразу решил, что в мансарду забрался вор, который узнал, что в квартире никого нет.
– Понятно, – сказал Харри. – Но я, кажется, запирал за собой дверь.
– Я взял дубликат у консьержа. Так, на всякий случай.
Харри услышал шарканье и обернулся.
В дверном проеме возникла Вибекке Кнутсен – в ночной рубашке, с сонным лицом и растрепанными рыжими волосами. Без макияжа и в холодном свете кухни она выглядела старше, чем в той версии, которую Харри видел раньше. Заметив его, она вздрогнула:
– Что случилось? – Ее взгляд метался между Харри и Нюгордом.
– Проверял кое-что в Камиллиной квартире, – поспешил ответить Харри, заметив ее испуг. – Сел на постели отдохнуть и уснул на несколько секунд. Ваш муж услышал шум, поднялся и разбудил меня. Устал я за день.
И он, не зная зачем, демонстративно зевнул.
Вибекке взглянула на своего сожителя:
– Что это на тебе?
Андерс Нюгорд посмотрел на розовый халат, как будто сам увидел его впервые:
– Ой, я, наверное, выгляжу по-дурацки! – Он хохотнул. – Я купил его в подарок тебе, дорогая. Лежал в чемодане. В спешке ничего больше не нашел. Держи.
Он ослабил пояс, снял халат и кинул его Вибекке.
– Спасибо, – только и смогла выдавить она.
– Кстати, а ты-то почему не спишь? – Нюгорд продолжал глупо улыбаться. – Разве ты не приняла снотворное?
Вибекке в смущении посмотрела на Харри.
– Спокойной ночи, – пробормотала она и исчезла.
Андерс подошел к кофемашине и поставил на нее свою чашку. Его плечи и спина были бледными, почти белыми, а предплечья – загорелыми, как у дальнобойщика летом.
– Обычно она ночью спит как сурок, – произнес он.
– А вы, надо думать, нет.
– Почему вы так думаете?
– Откуда бы вам иначе знать, что она спит как сурок?
– Она сама так говорит.
– А вы просыпаетесь, только когда слышите шаги наверху?
Андерс посмотрел на Харри и кивнул:
– Вы правы, Холе. Я плохо сплю. Не так-то легко заснуть после того, что случилось. Лежишь, думаешь, строишь версии.
Харри отпил из чашки:
– Не поделитесь?
Андерс пожал плечами:
– Я не так много знаю о массовых убийцах. Если этот – из них.
– Не из них. Это серийный убийца. Большая разница.
– Ну да, а вы не заметили, что у жертв есть что-то общее?
– Все они – молодые женщины. Что-то еще?
– Все они были или оставались неразборчивыми в половых связях.
– Что?
– Почитайте газеты. То, что написано об их прошлом, говорит само за себя.
– Но Лисбет Барли – замужняя женщина, и, насколько нам известно, она была верной женой.
– В супружестве – да. Но до этого она выступала в группе, которая разъезжала туда-сюда и играла на дискотеках. Не будьте наивны, Холе.
– Хм… И какой вывод вы делаете?
– Убийца, который берет на себя смелость выносить другим смертный приговор, считает себя Богом. А в Послании к евреям, глава тринадцатая, стих четвертый, говорится: «блудников же и прелюбодеев судит Бог».
Харри кивнул и посмотрел на часы.
– Я запишу, Нюгорд.
Андерс постучал пальцами по чашке:
– Нашли, что искали?
– Да, я нашел пентаграмму. Полагаю, вам известно, что это такое, раз вы занимаетесь церковной утварью.
– Вы имеете в виду пятиконечную звезду?
– Да. Как Вифлеемская. Часом, не знаете, что она может означать? – Харри опустил голову, будто смотрел на стол, а сам внимательно изучал лицо Нюгорда.
– Кое-что. Пять – важнейшее число в черной магии. А вверх указывало два луча или один?
– Один.
– Тогда это не знак тьмы. Описанный вами символ может означать жизненную энергию и желания. Где вы ее увидели?
– На балке над постелью.
– А-а, – протянул Нюгорд. – Тогда это отличный символ, «марин крест» называется.
– «Марин крест»?
– Языческий знак. Его чертили над входом, чтобы уберечь дом от мары.
– Это еще что такое?
– Мары-кошмары. Мара – злой дух в обличье женщины, которая садится спящему на грудь и посылает ему дурные сновидения. Язычники считали ее призраком. Ничего странного, что слово «мара» восходит к индоевропейскому «мер».
– Ну, в языках я не силен.
