мог ослушаться.
– Леди и джентльмены, – проговорил Питер хрипловатым голосом, после чего наступила пауза, в продолжение которой он слышал биение своего сердца. – Это совершение замечательно с вашей стороны, леди и джентльмены, и эти часы – мы будем беречь как сокровище… Но, честное слово, мы их не заслужили, потому что мы же не сделали ничего такого особенного… Это было как вдохновение… Ну, словом, большое, большое вам всем спасибо!
Люди хлопали Питеру больше, чем суперинтенданту, потом все подходили и пожимали ребятам руки. И вот, вежливо простившись со всеми, они побежали в гору, держа в руках подаренные часы.
Это был чудесный день. Мало у кого из людей, в том числе и у нас с вами, были в жизни подобные дни.
– Мне хотелось еще кое о чем поговорить со старым джентльменом, – сказала Бобби, – но было так многолюдно – как в церкви.
– А что ты хотела ему сказать? – спросил Питер.
– Мне надо еще немного об этом поразмыслить, тогда я тебе скажу.
Поразмыслив, она решила написать письмо.
«Мой дорогой старый джентльмен, – так начиналось ее письмо, – мне очень нужно кое о чем Вас спросить. Может быть, когда Вы в следующий раз приедете тем же самым поездом, нам удастся с Вами поговорить. Я не буду обращаться к Вам с просьбами. Во-первых, мама нам это запретила. А потом, нам ничего и не нужно сейчас. Речь идет об одном человеке, который находился в заключении и в плену.
Ваш младший друг Бобби».
Она попросила хозяина станции передать старому джентльмену ее письмо, а на следующий день уговорила Питера и Филлис пойти вместе с ней на станцию к тому времени, когда старый джентльмен приезжал проходящим поездом. Бобби разъяснила им, какая у нее возникла мысль, и брат и сестра всецело это приняли.
Они умылись, причесались – одним словом, выглядели как подобает. Но, к несчастью, за завтраком Филлис пролила на платье целую чашку лимонада. Переодеваться ей было уже некогда, и когда подул ветер, угольная пыль налипла на подол ее платья. «Как из сточной канавы вылезла!» – сокрушался Питер. Решили, что Бобби и Питер будут говорить, а Филлис будет стоять у них за спиной и молчать.
– А вообще-то, – сказала Филлис, – он, скорее всего, ничего и не заметит. У стариков обычно бывает слабое зрение.
Старый джентльмен уже стоял на платформе и оглядывался по сторонам. Как-то не чувствовалось, что у него может быть слабое зрение или слабость в чем-то другом. При виде его дети почувствовали приступ застенчивости, им казалось, что уши у них стали красные, как маки, руки мокрые и горячие, а кончики носов – розовые и блестят.
– У меня как будто паровоз пыхтит под пояском, – пробормотала Филлис.
– Чепуха! Сердце не может быть под пояском, – ухмыльнулся Питер.
– А у меня оно там!
– Ну, тогда у меня сердце во рту, – сказал Питер.
– А у меня – в ногах, – тут же отозвалась Роберта. – Ну, пойдемте же, а то он решит, что мы идиоты какие-то.
– И правильно решит! – съязвил Питер. – И будет, между прочим, не далек от истины.
Они ринулись навстречу старому джентльмену.
– Добрый день! – говорил старик, пожимая руки всем по очереди. – Очень рад вас видеть.
– Как замечательно, что вы отозвались и сошли с поезда! – срывающимся от возбуждения голосом говорила Бобби.
Джентльмен взял ее за руку и повел в зал ожидания – туда, где они играли в афиши как раз в тот самый день, когда появился русский писатель. Питер и Филлис шли следом.
– Ну? – спросил старый дженльмен, сжимая руку Бобби перед тем, как ее выпустить. – Что-нибудь случилось?
– Пожалуйста…
– Да, я весь внимание…
– То, о чем я хочу спросить…
– Да, спрашивай.
– Не думайте, это все хорошее, доброе…
– И все же…
– Мне прежде надо вам кое-что рассказать.
– Да, расскажи.
И Бобби в очередной раз стала рассказывать о замечательном человеке из России, который написал удивительную книгу о жизни бедных детей, и как за это его посадили в тюрьму, а потом отправили в ссылку, в Сибирь.
– Нам сейчас больше всего на свете хочется одного – отыскать его жену и детей. Но мы не знаем, как это сделать. И мы подумали: раз вы один из директоров железной дороги, то вы должны быть очень умным человеком. Что для этого нужно? Мы готовы даже пожертвовать нашими часами, если потребуются большие деньги для поисков жены и детей нашего друга.
Питер и Филлис тоже что-то стали говорить, хотя не с таким энтузиазмом, как Бобби.
– Однако! – воскликнул старый джентльмен, снимая белый жилет, на котором были пришиты большие золотые пуговицы. – Как, вы говорите, его фамилия? Труспанский?
– Нет, не совсем так! – ответила Бобби. – Это все равно не запомнить, это надо записать. У вас, может быть, найдется огрызок карандаша и какой-нибудь ненужный конверт, чтобы я написала?
Старик достал золотой пенал и приятно пахнущую кожаную записную книжку – такие поставляли в Англию из России – и открыл на пустой странице.
«ШЕРАНСКИЙ!» – крупными буквами написала Филлис.
– Это так пишется. А говорить можно – Сперанский.
Старый джентльмен насадил на нос пенсне в золотой оправе, посмотрел на то, что написала Филлис.
– Господи! Да ведь это очень известный человек. Я читал его книгу. Она переведена на все европейские языки. Так значит, ваша мама приютила его, как добрая самаритянка? Я вот что вам скажу: ваша мама очень хорошая женщина.
– Ну а как же! – воскликнула Филлис, удивленно вскидывая брови.
– Вы тоже очень хороший человек, – сказала Бобби, изо всех сил стараясь быть вежливой.
– А хотите, я скажу, что думаю про каждого из вас? – спросил старик, снимая шляпу.
– Ой, нет, пожалуйста, не надо! – поспешила оборвать его Филлис.
– Это почему? – старый джентльмен недоуменно поднял брови.
– А потому что, – сказала за сестру Бобби, – если это что-то плохое, то я не хочу слушать, а если хорошее, тогда… Тогда лучше не надо.
Старик засмеялся.
– Хорошо, я ничего не скажу. Вернее, скажу одно: я очень рад, что вы догадались по этому делу обратиться именно ко мне. Не исключено, что мне удастся вам помочь. Дело в том, что у меня много знакомых русских в Лондоне. А какой русский не знает, кто такой Сперанский? Ну, а теперь расскажите о себе.
Старый джентльмен развернулся, чтобы видеть всех троих, но перед ним были лишь двое – Бобби и Питер. Филлис куда-то делась.
– Ну, Питер, начнем с тебя!
Но мальчик так смутился, что не мог выдавить из себя ни слова.
– Представьте себе, что я вас экзаменую. Я сижу за столом, а вы за партами.
Расспросив их таким образом, он теперь узнал их полные имена, имена родителей и как долго они живут
