в «Трех Трубах».
Потом разговор сбился на покупки. Питер рассказывал, что нашел такое место, где можно за полтора пенса купить две селедки, карандаш и перышко. Тут раздался стук, и все увидели, что кто-то ботинком открыл дверь зала ожидания. И что у этого ботинка развязан шнурок. Потом в зал ожидания медленно и осторожно протиснулась Филлис. В одной руке она несла огромный чайник, а в другой ломоть хлеба, густо намазанный маслом.
– Вечернее чаепитие! -- торжественно объявила девочка и с гордым видом подала чайник и хлеб старому джентльмену, который как ни в чем не бывало принял подношение из ее рук.
– С Божьей помощью!
– Да.
– Юная леди весьма предусмотрительна, – похвалил старый джентльмен. – Весьма.
– Да, но не мешало бы еще чашки с блюдцами прихватить, – с укоризной заметила Бобби.
– А Перкс – он прямо так пьет, из чайника! – растерянно пробормотала Филлис. – Хотите, я еще раз к нему сбегаю? Но только у него не сервиз – все разрозненное…
– Никуда не надо бегать – я охотно последую примеру мистера Перкса, – и старый джентльмен пододвинул к себе поближе чайник и хлеб.
Уже оставались считаные минуты до прибытия следующего поезда, и они простились, наговорив друг другу много добрых слов.
– Ну вот, – сказал Питер, когда они остались одни на платформе и хвостовые огни поезда скрылись за поворотом, – теперь мы скоро будем зажигать прощальные свечи, потому что Шеранский, или, как его, Сперанский, уедет к жене и детям.
Так все и случилось.
Однажды днем они все трое сидели на вершине высокого холма посреди равнины и прислушивались, когда раздастся снизу гудок скорого поезда, прибывающего в пять пятнадцать. В то же время они посматривали на дорогу, по которой поодиночке или группами проходили люди. Они шли в сторону деревни, и один мужчина открыл калитку и направился по тропинке, которая вела к «Трем Трубам» и никуда больше.
– Кто бы это мог быть? – спросил Питер, готовый сорваться с места.
– Бежим домой и все узнаем! – сказала Филлис.
Они побежали по той же самой тропинке и, оказавшись дома, поняли, что к ним пожаловал старый джентльмен – собственной персоной. Его пуговицы ослепительно сияли при ярком дневном свете, а белый жилет на фоне садовой зелени казался еще белее.
– Здравствуйте! – в один голос закричали дети.
– Здравствуйте! – ответил старый джентльмен, снимая шляпу и низко кланяясь.
Дети тут же кинулись к нему и, с трудом переводя дыхание, спросили:
– Как дела? Какие новости?
– Новости хорошие! Я нашел жену русского писателя и ребенка. Но мне трудно победить искушение пойти и рассказать это ему лично…
Но посмотрев на Бобби, он понял, что придется победить искушение.
– Ну, что ж! Ты, Роберта, пойди и скажи ему. А вы двое ведите меня к вашему гостю.
И Бобби побежала. Но, когда она срывающимся голосом доложила новости русскому и сидящей с ним в саду маме, когда мамино лицо озарилось светом чудесной красоты, когда потом она сказала то же самое по-французски, с трудом подобрав десяток слов, – она подумала, что, пожалуй, ей не стоило становиться добрым вестником. Потому что русский вскочил с места и вскрикнул так, что сердце у Бобби подпрыгнуло и затрепетало: вся мыслимая любовь и тоска соединились в этом крике. Он взял руку мамы, нежно и доверительно поцеловал ее, а потом упал в кресло, закрыл лицо руками и зарыдал. Бобби поспешила уйти – ей даже не хотелось дожидаться прихода старого джентльмена.
Но вскоре она пришла в себя и развеселилась. Начался бесконечный разговор по-французски, потом Питера послали в деревню за пирожками и булочками, а девочки в саду стали накрывать стол для чаепития.
Старый джентльмен был чрезвычайно весел и мил. Казалось, что он умеет говорить в одно и то же время по-английски и по-французски, и мама почти не уступала ему. Они прекрасно провели время. Мама уже не смущалась в присутствии старого джентльмена, и когда он спросил разрешения «пожаловать сувениры» своим юным друзьям, она ответила «да».
Выражение было непривычно, но дети догадались, что речь идет о сладостях. Он вынул из своей сумки три обвязанные лентами коробочки – две розовые и зеленую. Завязки никак не поддавались, но, наконец, дети извлекли вкусные плитки шоколада.
Мама и дети помогли русскому упаковать его вещи, и все пошли на станцию его проводить.
Затем мама вернулась к старому джентльмену и сказала ему:
– Я не знаю, как благодарить вас за все, что вы для нас сделали. Но, видите ли… Мы живем очень уединенно. Я надеюсь, вы простите меня, если я не буду приглашать вас к нам в гости.
Детям эти мамины слова показались жестокими. Они нашли друга – и такого друга! Какое было бы счастье, если бы он чаще приходил к ним в гости.
Ребята не могли прочесть его мысли, но вот что сказал в ответ старый джентльмен:
– В таком случае, мне очень повезло, мадам, что хотя бы однажды я побывал у вас в гостях.
– Ах, – смутилась мама, – я, конечно, кажусь вам черствой и неблагодарной, но…
– Нет, вы по-прежнему кажетесь мне очаровательной и прелестной молодой женщиной, – с грустью произнес старый джентльмен и низко ей поклонился.
И когда они стали собираться, чтобы до заката еще посидеть на холме, Бобби вдруг увидела, какое у мамы лицо.
– Мама, ты выглядишь очень усталой, – сказала она. – Обопрись на меня.
– Это я должен предложить маме руку, – возразил Питер. – Пока папа не вернулся, я тут мужчина и глава семьи.
Мама улыбнулась и взяла за руки их обоих.
– Как же хорошо все это себе представить, – мечтательно сказала Филлис. – Вот он сейчас приедет к жене, которую так долго не видел. А ребеночка он и не узнает – так он подрос.
– Да, – улыбнулась мама.
– Боюсь, что папа меня тоже не узнает, – оживленно щебетала Филлис, – правда ведь я очень выросла и изменилась за то время, что мы тут?
– Да! Ой! Да… – старшие дети почувствовали, как мама крепко ухватилась за их руки.
– Бедная мамочка, ты устала! – вздохнула Бобби. – Филлис, вот что. Быстро беги к калитке, а я буду тебя догонять.
И она бросилась догонять сестру, хотя эти гонки были ей совсем не по душе. Знаете, почему Бобби устроила это бег наперегонки? Потому что ей показалось, что мама жалеет Филлис. А для нее самая большая радость заключалась в том, чтобы быть опорой для мамы. Даже самые любящие мамы на свете иногда не понимают своих детей.
Глава VIII
– Какую вы чудесную брошечку надели сегодня, мисс, – сказал носильщик Перкс. – Право слово, я было решил, что это живой лютик, и только сейчас понял, что это всего-навсего брошка!
– Да, – у Бобби зарделись щеки, так она обрадовалась его приходу, – мне тоже всегда казалось, что ее
