– Вы зря стараетесь перевести эту телеграмму. Она ни на каком языке не написана.
– То есть как это, – возмутился я, – что вы хотите этим сказать?
– Я хотел вам сказать, что это шифровка.
– Аллах, помилуй меня! – заорал я от страха. – Шифровка?
– Да… Без шифровального ключа ее никто не сможет прочитать.
Шифрованная телеграмма, полученная от болгарина!..
Я должен сразу же сжечь ее и развеять пепел по ветру. Но теперь какой от этого толк? Копия телеграммы имеется на почте, она наверняка попала в руки соответствующих органов. Вероятно, там уже нашли ключ и давно ее расшифровали.
Я окончательно растерялся и метался по дому, не находя места. Вдруг в парадное застучали. О беда! Вот и пришли… Но это оказался мой старый друг.
Потрясая бумагой, он кричал:
– Безобразие, безобразие!..
– Что такое? Что случилось? – с тревогой уставился я на него.
– Хуже и быть не может… Неделю назад я получил телеграмму из Анкары. Вот смотри! Попробуй прочитай, что здесь написано!
Я старался разобрать то, что он мне всучил, но ничего не мог понять. Телеграмма выглядела так:
«Выз ыва етрук овод ствопар тииср очноп риез жай жеп есыну привет».
– Ты что-нибудь понял? – спросил он.
– В конце стоит «привет», а больше ничего не могу разобрать.
– Конечно, тут никто ничего не разберет, ничего. Все слоги перепутаны. Я тоже ничего не понял и погорел…
– Погорел? Почему?
– Она читается так: «Вызывает руководство партии, срочно приезжай». Меня, оказывается, вызывали, чтобы назначить министром… Ты понимаешь, что произошло?
– Ну-у! Ты бы сразу же отправился…
– Куда отправился? Я же не мог прочитать эту галиматью… Пока я показывал ее тому-другому, выяснял, спрашивал, прошло много времени… Не будет же правительство ждать, когда я соблаговолю приехать и стать министром… Они решили, что я отказываюсь от этого поста, и назначили другого.
Успокаивая друга, я упомянул о своей беде:
– Я тоже получил телеграмму, никто ее не может прочитать…
– Помилуй, как бы это тебя не вызывали в правительство…
– Нет, дорогой мой, эта телеграмма прислана из Болгарии… У тебя есть опыт, может, ты поймешь, что в ней сказано…
Поломав голову, мы в конце концов разобрались, что телеграмма из Софии написана по-французски, что все слоги в ней перепутаны, а смысл ее в том, что мои болгарские друзья, писатели, просили меня прислать рассказ в связи с юбилеем софийской газеты «Народна младеж». Пока я возился с телеграммой, прошли дни, недели. Я написал им телеграфный ответ, думая что «Народна младеж» использует его в следующий свой юбилей. На почте я одумался. Как быстро мы, люди, забываем неприятности! Сколько я пережил из-за этой телеграммы. А теперь сам творю, не ведая что. На этот раз такие же неприятности могут свалиться на голову редактора «Народна младеж»! За столь короткое время ведь не повысилась культура болгарских телеграфистов в Софии и турецких – в Стамбуле… Как и в тот раз, половину телеграммы исказит наш телеграфист здесь, а остальное доделает болгарский, в Софии. Я отказался от мысли посылать телеграмму. Вместо этого я написал вот этот рассказ. «Поздравляю с праздником, долгих лет здравия тебе, „Народна младеж“!..»
У нас на втором этаже поселился новый жилец. Вещи его перевозили целую неделю. Вы же знаете, нынешние дома не то, что старые. Жильцы в новых домах представления не имеют, кто живет у них под боком. К примеру, по соседству с нами занимала квартиру блондинка, которая два года содержала публичный дом. Это стало известно из газет после того, как ее накрыла полиция.
Я никого не знал из новых жильцов. Однажды утром в подъезде со мной очень вежливо поздоровался мужчина. Я ответил на его приветствие и собирался было пройти, как он заговорил.
– Ваш покорный слуга, Мюмин Экрем Озанер, – представился он. – Я живу как раз над вами. Прошу пожаловать ко мне как-нибудь вечерком. Честь имею, очень рад с вами познакомиться.
Так на ходу мы познакомились с Мюмин-беем.
А вечером приходит от него служанка:
– Бей-эфенди просит вас пожаловать к нему.
– Прошу извинения, но сегодня я занят, у меня гости!
С тех пор изо дня в день Мюмин-бей приглашал меня в гости. Конечно, можно было бы пойти, но его ведь тоже придется тогда пригласить к себе. А у нас, кроме четырех кривых табуреток, ничего нет. Не хотелось позориться перед посторонним!.. Каждый вечер от него приходила служанка и передавала настойчивые приглашения хозяина. Мне стало казаться, что если я не приду, то он насильно затащит меня к себе…
В один из вечеров, после ужина, я поднялся к нему. Не стану рассказывать о современных бытовых
