Литературное наследие

                    троекратный
    Условный рев зовет из темноты.
    Ты отмечаешь кротко: “Ты —
                    развратный!”
    Он просто отвечает: “Как и ты!”

    Летящий путь. Уже вооруженный
    Спокойствием, он думает, дрожа:
    “Весь город спит. Храпят в перинах жены,
    И рядом с ними честно спят мужья…

    Пусть спят! Зато у них спокойна совесть,
    А ты всегда на шатком острие…”
    …И полусонно вспоминает повесть
    О бедном кавалере де Гриэ.

1929. № 56 (2601), 3 марта. С. 3.

ГАВАЙСКАЯ ПЛАСТИНКА

    И сегодня, как раньше,
    Струнной россыпи в лад,
    Пел и плакал над банджо
    Желтолицый мулат.

    Стон на стон отвечал. Стон
    Умолял о любви!
    И запенился чарлстон
    Золотой, как “аи”.

    И под посвист матросский,
    Под вопивший гавот,
    Вздрогнул лаковым лоском
    Обнаженный живот.

    Застонал и затопал
    Зал от ног и от губ,
    И картечью синкопы
    Вылетали из труб.

    И маэстро просунул
    В их летящий обвал
    Чернокожей плясуньи
    Красногубый оскал.

    И в приказе и зове,
    Над эбеном щеки,
    Завращались бесовьи
    Неживые белки.

    Чую, бледен и робок,
    Дрожь от бедер до плеч:
    О закате Европы
    Торопливая речь!

    Над усталой зевотой
    Отмирающих лет, —
    Панихида гавота
    И щелчки кастаньет!

1929. № 123 (2623), 12 мая. С. 3.

ПОЕДИНОК

    Я не зову ее любимой,
    Но иногда, могу ль сказать,
    Бывают мне необходимы
    Ее зеленые глаза.

    Прозрачность в них почти морская
    И холодок, как лезвие,
    Когда, ресницы опуская,
    Мой взгляд, как шпагу, отобьет.