Была похожа на тяжелый гробБольшая лодка, и китаец греб,И весла мерно погружались в воду…И ночь висела, и была она,Беззвездная, безвыходно чернаИ обещала дождь и непогоду.Слепой фонарь качался на корме —Живая точка в безысходной тьме,Дрожащий свет, беспомощный и нищий.Крутились волны и неслась река,И слышал я, как мчались облака,Как медленно поскрипывало днище.И показалось мне, что не меняВ мерцании бессильного огняНа берег, на неведомую сушу —Влечет гребец безмолвный, что ужеПо этой шаткой водяной межеНе человека он несет, а душу.И, позабыв о злобе и борьбе,Я нежно помнил только о тебе,Оставленной, живущей в мире светлом.И глаз касалась узкая ладонь,И вспыхивал и вздрагивал огонь,И пену с волн на борт бросало ветром…Клинком звенящим сердце обнажив,Я, вздрагивая, понял, что я жив,И мига в жизни не было чудесней.Фонарь кидал, шатаясь, в волны — медь…Я взял весло, мне захотелось петь,И я запел… И ветер вторил песне.
ПЕРЕД ВЕСНОЙ
На снегу голубые тениПриближающейся весны,Как узор неземных растений,Изумительно сплетены.В ледяном решете капели —Переклик воробьиных нот…Скажет бабушка: «Как в апреле!»,Перекрестится и вздохнет.Нежность грезится даже старым —В бриллиантовой дымке слез…«Мой покойник с дружком-гусаромИз поместья меня увез.Мы коней без дороги гнали,Ветер рвался, лицо кусал,Как татарин, свистал над нами,Бил коней молодец-гусар!Сердце девичье птицей билось,В голове-то и шум, и гром…Это в марте, сынок, случилось,В восемьсот шестьдесят втором…»
ПЯТЬ РУКОПОЖАТИЙ
Ты пришел ко мне проститься. Обнял.Заглянул в глаза, сказал: «Пора!»