– Года три назад Шестков – я имею в виду главврача известной нам клиники – находился в подольском пансионате. Побеспокойся о том, чтобы он остался там.
– Это все?
– Дело срочное.
– Конечно.
Генерал не мог обойти стороной и медбрата, грибная фамилия которого вылетела у него из головы. Но от него Тараненко избавился во время краткосрочной командировки Шульгина и Куницына в Швецию. Медбрата утопили в его собственной ванне Зубочистка и Еретик. Обычно детали генерала не интересовали, но в этот раз он по необъяснимой причине не прервал многословного Еретика, который подробно смаковал подробности убийства Груздева. Как тот, придавленный двумя парами рук, бился в ванне, наполненной теплой водой, и пускал пузыри; как пахли эти пузыри нечищеными зубами, запущенными легкими и переполненным желудком; по словам Еретика, дыхание Груздева не прошло очистку «всеочищающей водой».
Сергей Тараненко не боялся Инсарова как свидетеля давнего преступления, но шаги предпринял именно по этому направлению, и это говорило о том, что генерал был встревожен, очень встревожен, до некоторой степени он не владел собой. Не конкретный человек навел на него страх, а пласт времени, вздыбившийся перед ним могильной плитой. И с этого часа это сравнение уже не отпускало его.
32
Андрей Чирков не мог объяснить, почему вернулся. Казалось бы, на расстоянии чувство ненависти должно было притупиться. Но нет. Рядом со Счастливчиком он упивался не только ненавистью к нему, но и превосходством – он знал то, что тщательно скрывал его враг, добившийся цели: Андрей узнал о матери правду, ранившую его в самое сердце. Если бы он захотел увидеть, как корчится в предсмертных судорогах Счастливчик, он бы прострелил ему живот и наслаждался десять, двадцать минут... И лишь когда он вернулся к «Сайленту», то понял, какого рода тревога гнала его обратно.
Все дело в Игоре Куницыне и его криминальной бригаде. И если он сразу не убьет Счастливчика, то последний может пустить в ход главный козырь: компромат на группировку Куницы, а это десятки аудиокассет, на которых записаны, в частности, разговоры с осведомителями. Они послужат обменом на свободу.
– Черт! – выругался Андрей. Он не мог понять, почему не просчитал простую, в общем-то, комбинацию, которая, возможно, имела место в плане Счастливчика. – Сволочь, все предусмотрел...
Он оставил «Ниву» в двухстах метрах от кооператива и, пользуясь темнотой и буйными зарослями вдоль дороги, быстро вернулся на исходную точку. Прислушавшись, он нырнул в проем пожарного выхода и замер, превращаясь в слух. До него донесся довольно громкий голос; всего десять или пятнадцать метров стали звуковым барьером. Андрей улавливал отдельные слова, но связать их воедино не мог. Но когда он вплотную приблизился к складу, то его стена превратилась в мембрану, и Андрей отчетливо разобрал слова: «...рад, что ты жив». Парень настолько был ошарашен этим заявлением, что пропустил следующие.
Они рады видеть друг друга. Андрей не поверил своим ушам. Там, где помещение размером с половину футбольного поля было освещено светом фар «Форда», шла театрализованная постановка. Он бесшумно забрался на крышу склада и, прежде чем окинуть взглядом красочно иллюминированную арену, нашел глазами вещь, без которой его замысел летел к чертям собачьим. Он улыбнулся абсолютно черной, казалось, поглощающей другие цвета винтовке.
Он снова занял положение «лежка с упора» и не сразу отыскал в оптике голову Счастливчика. Он стоял между двумя парнями, которые возвышались над ним на голову. «Да, росточком ты не вышел», – прошептал Андрей.
К пяти боевикам куницынской бригады присоединился еще один человек, представительного вида мужчина в деловом костюме, как бы замкнувший круг посвященных, додумал Андрей. В этом кругу решалась участь Счастливчика. Андрей же ошибочно посчитал, что участь его уже решена. Чего они медлят? Колеблются? А может быть, торгуются? Плохой, плохой признак.
Угольник прицеливания в оптике «наколол» голову Счастливчика. Пуля попадет точно в затылок. Мысли о том, что будет с Андреем после выстрела, ушли на задний план и стали естественной маской. Ну, давай, торопил он себя. И запустил обратный отсчет.
Пять. Четыре...
Секунды бухали в его голове, не пропуская ни единого звука со стороны.
Три. Два...
Его палец касался и предохранительной скобы, и магазина, который примыкал к ней вплотную.
Один.
Андрей снял указательный палец со скобы и перенес его на спусковой крючок. Плавно, как и учил его инструктор, потянул его первым суставом. И – вздрогнул. Импозантный мужчина, казавшийся флегматичным, вдруг вспылил. Он замахнулся мобильником, но что-то удержало его от намерения расколотить его о стену.
– Генерал прилетает в Домодедово. Велел посадить его в третий пакгауз. Ближний свет, блин! Ведите его в машину.
Андрей тоже выругался. Ему не хватило одного мгновения, чтобы всадить пулю в затылок Счастливчика. А теперь его закрыла мощная фигура боевика в штурмовом костюме.
А дальше Андрей услышал то, что хотел услышать. Шульгин остановил боевиков и натурально пролаял в лицо Счастливчика:
– У человека двести шесть твердых костей в скелете. Твердых костей, – повторил он, акцентируя. – И мне придется переломать их все. Потом повесить тебя на твоих собственных кишках. Я сломаю тебе ровно сто три кости, если ты не назовешь мне имя твоего напарника. До Госфильмофонда у тебя будет время подумать и сказать. Там я и устрою тебе кино.
Андрей спустился в склад, не выпуская винтовку из рук. Он намеревался обогнуть здание и все же довершить дело. Какие бы угрозы ни сыпались на голову Счастливчика, он по-прежнему оправдывал свой позывной. Чирков добежал до угла здания и взял карабин на изготовку. Ему предстояло сделать выстрел из самого трудного положения – стоя. Он максимально облегчил положение, прислонившись левым боком и плечом к стене. Снова послал проклятия небу: его цель оберегали не хуже президента. Боевики взяли его в коробочку, направляя к машине. Головной боевик ускорил шаг и открыл заднюю дверцу мини-вэна. Андрей прицелился в обрез крыши в надежде, что над ней покажется на миг голова Счастливчика. Но его сопровождающие знали свое дело. Замыкающий шествие стал как вкопанный, в то время как крайний боевик открыл дверцу и пригнул голову подопечного. Другой тотчас нырнул следом – легко, изящно, несмотря на рост и спецназовскую амуницию. Дверца закрылась, лишая Андрея последнего призрачного шанса расквитаться с убийцей. Если бы он знал, что дело примет такой оборот... Он словно скопировал со своего наставника и выбрал изощренный путь. А надо было поступить с ним просто: застрелить в его квартире, и все.
Машины – мини-вэн и джип, на котором приехал Михаил Шульгин, – одновременно сдали назад, чтобы, развернувшись, поехать в одном направлении. Андрей, сложив приклад винтовки, побежал к «Ниве». Надо отдать ему должное, он быстро пришел в норму. Ему в этом помогла горячность Шульгина, который пообещал Счастливчику помучить его перед смертью. И ему словно открылась истина: Счастливчику конец. Он уже никогда не оправдает свой позывной. Ему пришел конец, и хватит об этом.
33
Пакгауз номер три, принадлежащий домодедовскому подразделению таможенной службы, находился на окраине Белых Столбов и больше походил на воинскую часть: забор по периметру, ворота с красными звездами на каждой створке и пара часовых, которые заступали на дежурство каждые двенадцать часов. Иногда дежурили стрелки с железнодорожной станции, но чаще всего аэропортовские.
Шульгин подвел джип вплотную к воротам и брызнул дальним светом, вызывая дежурного. Вооруженный «коротышкой» «АКС-74», тот вышел из сторожки, поднятой на сваи. Шульгин вынул «корочки» и дал ознакомиться с ними дежурному. Тот вытянулся по стойке смирно перед «серым кардиналом» таможни. Шульгин поторопил его:
– Не телись, открывай ворота. Когда вас должны сменить?
