Позже к ним присоединился Парша, также метивший на место рулевого. Его Риппер представил следующим образом. «Сними-ка шляпу, – сказал он, – чтобы капитан узнал, почему тебя так кличут». – «Ох ты!» – не сдержался Сергей. Голова этого пирата была сплошь покрыта шрамами, похожими на заразные струпья – паршу.
Риппер, Адам и Парша. Эти три человека могли ответить на любой интересующий Говорова вопрос. И когда эллинг преобразился окончательно и стал больше походить на мезонин, над его единственным обитателем разразилась гроза. За Сергеем пришел посыльный-араб, когда тот лежал на кровати и смотрел по спутниковому каналу новости.
Половина второго ровно. В это время Муслим обычно садился за кальян. А для него это равносильно лечебной процедуре, на которую посторонних не зовут. Время на Острове замирало. Во всяком случае, для тех, кто находился в его ставке.
Благородный, очищенный цветочной водой, дым завис в воздухе, там же, казалось, витали и мысли Мусульманина, забывшего о действительности.
О чем думает он вот сейчас, задался вопросом Говоров. Муслим сидел по правую руку от губернатора; о его нелюбви к визави знали все. Сам он только однажды высокомерно заявил: «Лицом к лицу я встречусь только с Господом Богом».
Конечно, это было притворство, причем не очень-то умелое. Зачастую собеседники Мусульманина принимали божественный вид...
Говоров заметил, что тыльная сторона ладони Муслима лоснится, и легко представил, как тот после вкусного обеда вытирает губы рукой. А в чаше с водой ополаскивает кончики пальцев, словно вода в ней – святая и он боится обжечься.
«Зачем он позвал меня? – ломал голову Сергей. – Нуждается в молчаливом собеседнике». До этой минуты Говоров ничего не слышал о такой боязни Мусульманина, как предаваться размышлениям в одиночестве. Именно наедине с собой думается лучше всего, особенно – оценивать свои поступки. «А что, если сейчас Муслим оценивает мои поступки? И как долго это будет длиться?»
Говоров не мог прервать его, соблюдая и уважая порядки, заведенные Муслимом в своем доме и на этом Острове.
– Знаешь, о чем я думал? – спросил Муслим.
«О чем ты думал так долго», – мысленно уточнил Сергей.
– Нет, – ответил он. – Скажешь – узнаю.
– Я думал о женщине.
– О женщине вообще?
– Наверное... да, – с небольшой задержкой ответил Муслим. – Даже о равноправии женщины и мужчины.
– Вот как? – заполнил паузу Говоров. Он не мог понять, куда клонит Муслим. Ведь он не был тем человеком, которого хоть сколько-нибудь забавляли пустые разговоры.
– Да, это так. Не без намека на запутанное дельце. Шерше ля фам, как говорят французы. Сегодня я услышал историю, которая меня здорово озадачила. Какие у тебя отношения с Марией Романо? – спросил Муслим, проникая взглядом за ширму, где скрывалась его гостья.
– Как видишь, никаких. Но почему ты вспомнил ее?
– Неправильный вопрос. Тебе стоило бы спросить, откуда вообще я знаю это имя. Отвечай.
– Никаких отношений у меня с ней нет, – повторил Говоров, теряясь в догадках. Отыгрывая время на размышления, он начал с далекого прошлого Альваро Сантоса.
– Мария была девушкой своенравной. Она своего всегда добивалась, что бы ей ни взбрело в голову. Накануне своего семнадцатилетия она заявила, что отправляется на фестиваль песни в Батон-Руж. Сопровождать ее поручили Винни Подкидышу. Он к тому времени уже влился в семью Гальяно. Мне же, чужаку, там ничего не светило. И в Новом Орлеане меня уже не было: я снимал комнату в столице штата и подыскивал себе работу. Заодно подумывал, не развернуть ли мне лыжи. За эти два-три месяца в Штатах я жутко соскучился по родителям; родные места снились мне каждую ночь. Винни успокаивал меня как мог, но что толку? Он был рядовым членом коски, причем новичком. Он был никем. Но уже не мог принадлежать себе: он стал частью клана Гальяно. Я в этом плане выгодно отличался от него: как был перелетной птицей, так и остался. Однажды я сказал об этом Винни. Тот выкрутился, назвав себя кочевой птицей. Он позвонил мне в Батон-Руж, сказал, что приедет на фестиваль, назначил место встречи. Причем ни словом не обмолвился о своей спутнице.
Мы должны были встретиться в кафе «Пятнадцать миллионов долларов». Позже я узнал, что это заведение входило в сеть ресторанов и кафе и принадлежало сыну хозяина нефтяного порта Митчему. В тот вечер Митчем и его дружки праздновали в «Пятнадцати миллионах» какое-то событие; к фестивалю песни оно никакого отношения не имело. Когда я перешагнул порог ресторана, Винни в это время отливал в туалете, оставив свою подопечную всего на пару минут. Но и этого для Митчема и его дружков хватило за глаза. Они давно посматривали на Марию, считая себя хозяевами на этом празднике жизни. Винни мог поставить их на место, не слезая со стула и даже не повышая голоса, но его, повторяю, рядом не было. И первое, что я услышал, когда вошел в зал, – «Отвали!». Мария сказала это ровным голосом. «Или?.. – сказал Митчем, присаживаясь на стул Винни. – Ты забыла добавить «или». Или что, детка, вернется твой парень?» – «Об этом я и хотела сказать. Ты не знаешь, кто он. Но основная проблема в том, что ты не знаешь, кто я». Митчем повторил за ней, как попугай: «Ты не знаешь, кто я». Было похоже, что он сто раз слышал эти слова, но ему все всегда сходило с рук. Он схватил Марию за руку и, запрокинув ей голову, поцеловал в шею. Мария влепила ему пощечину. Митчем отплатил ей той же монетой.
Я ни разу не видел Марию Лучано, только слышал это имя. Я выискивал глазами Винни и мимоходом заметил Митчему, что в краях, откуда я родом, женщину не бьют даже цветком. «Видать, ты с острова, где женщин бьют камнями», – быстро нашелся Митчем. «В точку попал», – сказал я, сближаясь с ним и прихватывая с одного столика бутылку шампанского, а с другого – нож. Мне было плевать на поддержку Митчема, сколько там парней встали мне навстречу. Мне перевалило чуть за двадцать, и я был морским пехотинцем. Сколько бы их ни было, их будет на одного меньше. Они ждали, когда я брошу бутылку на пол или разобью ее, чтобы в руке у меня осталось грозное оружие. Но я бросил ее в голову парня, который был ближе ко мне. Он схватился за лицо. Я толкнул его ногой и достал второго ножом, распахав ему щеку. Уже двое оказались вне игры. Когда я сцепился с третьим, на помощь мне пришел Винни. Как и я, он не стал церемониться, а выхватил свой нож-оборотень. Пара ловких движений, и он раскрыл его лезвие. Мгновение, и оно вошло Митчему под ребра. «Привет!» – поздоровался со мной Винни, вынимая нож из тела Митчема и снова пуская его в дело. Потом он схватил Марию за руку, и мы втроем выбежали из ресторана. Сели на такси и уехали из центра на окраину. «Не хочешь позвонить своему боссу?» – спросил я Винни. «Я позвоню ему, – ответил Подкидыш, немного рисуясь, – если меня загребут в участок. Кстати, познакомься, – он взял руку Марии и мою и соединил их, – это Мария Лучано, его племянница». – «Чья племянница?» – не понял я. Винни рассмеялся: «Карло Гальяно, конечно!» Вот так мы познакомились с Марией. Потом она лично рекомендовала меня боссу. Если бы я сказал, что стал членом коски, я бы погрешил против истины. Дон Гальяно сделал из меня семейного посыльного. Я переломал сотни носов и десятки ног, прежде чем босс дал мне первое «серьезное» задание – убить человека. Я просто убил его. Второго я убил «с особой жестокостью» – так велел мне Гальяно. Но речь сейчас не о нем. У нас с Марией был бурный роман. Мы были молоды и отважны, мы плевали на запреты. Мы были счастливы. Потом, как это часто бывает, остыли друг к другу. Мария вышла замуж за Серджио Романо. Мы стали видеться все реже.
Муслим молчал больше минуты. По его глазам было видно, что рассказ тронул его до глубины души. У него нет повода усомниться в подлинности этой истории, подумал Говоров. Она не родилась спонтанно, и он не импровизировал. На его взгляд, так и должны были встретиться Сантос и Мария. Было бы скучно и непростительно для них, если бы Винни или кто-то другой представил их на улице, в гостиной,
– Так ты давно не видел Марию? – спросил Муслим.
– Год или около того, – пожал плечами Сергей.
– Не хочешь говорить мне всю правду?
«Он не хочет показаться более жестоким, чем это есть на самом деле».
