Винниченко послал беспомощный взгляд на морпеха...
Но то длилось секунду или две. Раздался скрежет, и вагон покатился под горку. Полметра, метр, полтора, два...
«Давай! – мысленно орал на него Винниченко. – Пошел, родимый!»
Чила придержал Томильцева за рукав куртки и в быстром темпе негромко прикрикнул на Винниченко:
– Пошел-пошел-пошел, Саня! Забегай вперед, чтобы тебя видели! Ломом, ломом работай! Как там? – не оборачиваясь, спросил Ильин.
– Еще чуть-чуть, – отклинулся сержант Данилов, вычисляя по ходу вагона сектор наблюдения боевиков. Когда он, по мнению командира отделения, сократился на нет и перевалил за ноль, он выкрикнул: – Есть!
Все сейчас работали. Абсолютно все. Пятнадцать человек стали одной командой.
– Пошел! – Чила подтолкнул конвоира и успел еще раз предупредить: – Первые номера направо, вторые – прямо. – «Перепутаются, потом возись с конвойными...»
Ботинки Томильцева коснулись земли. Шаг в сторону. На его месте тут же оказался Ильин – шаг вперед. В сторону. Вперед. Еще и еще.
«Красиво», – оценил полковник выход десантников и конвоиров. Десантники, пользуясь прикрытием вагона, мельтешением ног конвойных и колес, бежали к объекту. Конвоиры – на помощь товарищу. Не разберешь за этим мельканием, сколько человек высыпало из вагона.
Винниченко к этому времени успел нарисоваться в полный рост. Он бежал чуть впереди вагона и готовился к очередному отчаянному и рискованному ходу. Изловчившись, он, падая, преградил путь вагону ломом. Колесо ткнулось в преграду и, чуть сдвинув его, замерло.
Все замерло. Прекратился скрежет рассерженных рессор, недовольное попискивание колес о полотно, затихли быстрые шаги... Потом прорвало.
Столько оскорблений в свой адрес Винниченко не принимал еще ни разу. Кто-то из конвойных даже двинул его по голове:
– Че делаешь, мудила!
– Да я... – Саня нагнулся за упавшей шапкой.
– Лезь теперь за башмаком, баран!
На глазах двадцати террористов Винниченко полез под колеса. Глянул в сторону здания: никого. Словно никто, кроме уиновцев, из вагона не выходил. Четко сработали десантники, отметил Винниченко. И только сейчас его руки мелко-мелко затряслись. Отходняк.
Ухватив за ручку башмак, похожий на здоровенный фуганок, конвоир посмотрел в другую сторону. В окнах прицепного вагона замерло штук двадцать голов. Все неподвижны. А что дальше? Фиг его знает. Сработали вроде бы чисто.
Артемов уже стоял за спиной Родкевича.
– Давай, Андрей, пошел.
Когда начальник этапа присоединился к подопечным, Винниченко вытянулся. Демонстративно приподнял башмак, пожал плечами.
Родкевич и слова не сказал. Несколько секунд неотрывно смотрел на своего подчиненного, потом щелчком отбросил окурок и, развернувшись, вернулся в вагон.
– Молодец, Андрей, то, что нужно, – похвалил его Артемов. – Что там, Юра? – спросил он сержанта Данилова.
– Пока все тихо.
– Игорь?
– Чисто, – отозвался Игорь Баранов.
Вагон опять слегка тряхнуло, когда конвойный Осипян выдернул лом, а на его место снова стал башмак. Раздался смех, шлепки, подковырки.
Никто из уиновцев ничего не понял, когда несколькими минутами раньше Артемов, пожав руку Ильину и пожелав бойцам удачи, спросил у командира группы:
– А как бы ты нарисовал красное солнце и синее небо?
– Губной помадой и синей тушью для ресниц, – улыбнулся Чила. – Это вы с парнем за партой сидели, а со мной подруга была.
27
Чила ожидал увидеть обычный канализационный колодец. Однако первым спускался в широченную шахту. Ноги находили удобные для спуска широкие скобы, расположенные друг от друга на расстоянии сорока сантиметров.
«Вот как они шли», – думал Николай и прикидывал, когда же кончится этот затяжной спуск. Представил, как в невероятно быстром темпе спускаются по этой горизонтальной шахте несколько десятков человек. Едва рука отпускает скобу, чтобы взяться за следующую, как на то же место шлепается ботинок. Посмотреть со стороны – это единый организм огромной гусеницей перебирает ногами, сползая все ниже и ниже.
Ниже и ниже...
Ни конца, ни края.
