Единый организм. Сливающиеся воедино натужные вздохи, шлепки, шарканья, бряцание оружия. Ядовитая сороконожка.
Ильин знал, что ждет его внизу. Потому, наверное, нащупывал ногой следующую ступень не с опаской, а осторожно. Вот его нога ткнулась во что-то мягкое. Он щелкнул зажигалкой и в слабом подрагивающем свете увидел труп милиционера. Вода скрывает его наполовину, не видно лица, а только затылок и ухо.
Отпустив руку от скобы и оттолкнувшись, Николай приземлился в метре от тела.
– Осторожно, пацаны.
Он отошел в сторону, давая дорогу товарищам. Помог удержаться на ногах Гадкому Утенку, поскользнувшемуся на скользком бетоне.
– Где мы? – спросил Лилипут, спустившийся последним.
– Молчать, – лениво посоветовал остальным Чила. Ноздри спецназовца пришли в движение. Он впитывал эту незнакомую атмосферу, словно мог по запаху представить ее, даже понять как живое существо, сориентироваться в этом затхлом брюхе. – Метро вроде бы, – сказал он, снова посветив зажигалкой. – Брошенная ветка, что ли, не пойму. Лилипут, пошарь-ка у мента, может, у него фонарик есть.
– Вот какой-то фонарь лежит, – сказал Гадкий Утенок, обследуя свою часть колодца.
– Где?
– На приступочке.
– На приступочке, – хохотнул Лилипут. – Дяревня. – Наморщившись, он пошарил по карманам милицейского бушлата, расстегнул его, наткнулся на пистолет. В последнюю очередь обнаружил автомат, придавленный телом. – Оружие взять?
– Не надо. Пусть останется на всякий случай. А фонарь возьмем. Утенок, – спросил Чила, – на приступочке больше ничего нет?
– Никак нет, Евгений Ваганович, – моментально сориентировался боец. – Чисто.
– Фонарь-то светит?
Вместо ответа Утенок продвинул продолговатую клавишу вперед и даже зажмурился от яркого света.
– Боевики, что ли, оставили?
– Нет, это мент подложил. – Лилипут подернул плечами и отер руки о телогрейку. На всякий случай решил отмазаться: – А тут холодно.
– Свежо, – поправил его матрос Чила.
– Так моряки говорят?
– Ага.
– Я слышал, когда бывает очень свежо, они замерзают. Прикорнут на приступочке – и готово.
– Все, пацаны, не к добру смеемся. Слон, бери фонарик и – вперед, – распорядился Николай. – Мы за тобой.
– У меня друг был, – сказал Слон, – ему тоже сказали: «Вперед!» Его убили.
– Хочешь, чтобы вперед пошел я? – спросил Чила. – Давай, Слон, не телись.
Воды в тоннеле было по щиколотку. После прохода здесь сорока боевиков муть осела, но на шпалах тем не менее были отчетливо заметны следы. Чтобы не посадить батарейки, Слон лишь изредка включал фонарь; пока что путь лежал прямо, вдоль рельсов. Частота шпал не менялась, и, как бы войдя в ритм, идти было удобно.
Спецназовцы шли медленно, прислушиваясь к капели. Другими звуками подземная ветка метро не баловала. Шаги осторожные и почти неслышные. Расстояние между бойцами пять метров.
Полчаса ходу, и перед спецназовцами открылся подземный вестибюль станции. Луч фонаря пробежал по мозаике над сводом зала, высветил название: КОМСОМОЛЬСКАЯ. От букв остался только контур.
На перрон поднялись по следам боевиков. Тут они порядочно наследили. Сплошная грязная полоса вела к тому месту, где по идее должны быть эскалаторы, выход в город или подземную часть вокзала. То, что сейчас группа Чилы находилась точно под центральным зданием, было фактом неоспоримым.
Прежде чем двинуться по следам дальше, Ильин решил выяснить, нет ли здесь еще какого-нибудь выхода. Нашли его довольно быстро: над полусгнившими строительными лесами зияла черным квадратом вентиляционная шахта. Чила всматривался в темноту в надежде, что разглядит свет. Даже на миг уловил какой-то блеск... Скорее призрачный.
В надежде...
Себе Ильин не мог сказать, воспользовался бы он этим выходом. Сработало предчувствие, внутренний манок, который настырно подталкивал идти дальше.
Глава 10
Сумеречная зона
28
Террористы при всем желании не могли контролировать все помещения вокзала, который имел довольно сложную архитектуру. Основное здание (корпус) включало ряд этажей: ниже уровня улиц и наверху – для входа пассажиров в залы. На уровне платформ фактически ничего не было, лишь высокий мощный фундамент и выходящие на перроны лестницы.
