кортежу в семи или восьми километрах от пункта назначения.
Евсиков, сидевший на месте нарушителя правил дорожного движения, вышел и, размяв ноги, склонился над задней дверцей «Форда», за стеклом которой был виден празднично одетый, с кроваво-красной розой в лацкане молодой человек. Стекло поползло вниз, и Евсиков увидел то самое бледное лицо жениха. Таких лиц Евсиков за свою жизнь насмотрелся. В конце концов, это же не похороны. Или как там называется американский вроде бы фильм? «Три свадьбы и одни похороны»? Вроде бы так. Или же на одну свадьбу больше.
Он поздоровался кивком головы и бросил взгляд на счастливчика: Денисов в это время у лимузина общался с невестой. «Мы поедем впереди. С мигалками-то веселее». Этими словами Евсиков попытался реанимировать жениха. Но ему это удавалось с трудом. Жених полез в карман, Евсиков подумал – за нашатырем, оказалось – за мобильником.
«Если ты в милицию, то я уже здесь, – он помахал рукой, привлекая внимание. – Но у тебя, парень, похоже, горят трубы». Он прекратил изгаляться над Робертом, поняв, что зашел далеко. «Нам пришел приказ – сопровождать вас до церкви и обратно, аккурат до этого места». И вот они, запарковав патрульную «шестерку» неподалеку от церкви, убивают время.
Оба патрульных, как и положено, были в бронежилетах и «распашонках» со светоотражающими элементами. (Часто то ли в шутку, то ли всерьез Евсиков жалел о том, что таких светящихся в темноте элементов нет на самом бронежилете. Это же дополнительная защита! Куда будет целиться противник ночью? Правильно, в бронежилет. Вокруг головы нимба нет и скоро не будет.) На коленях Евсиков держал автомат Калашникова. Оружие напарника за рулем находилось на заднем сиденье. Денисов отчего-то не выпускал баранку из рук, постукивая по ней пальцами. Как будто ждал приказа резко рвать с места. Он вспомнил, что однажды попал в схожую ситуацию, когда был вынужден сопровождать ход верующих до святого источника. Но те были православными.
...На парня в броской ветровке первым обратил внимание лейтенант Денисов. Прежде чем отпустить руль и толкнуть напарника локтем, привлекая его внимание, он хорошенько рассмотрел самого велосипедиста, но не его велосипед как
Денисов не брал в расчет сам маунтинбайк. Ему он показался обыкновенным велосипедом, а пацаны с полувзгляда определили в нем свою мечту. Они давно впитали в себя все манящие слова, сочетающиеся с экстримом. Он не слышал восхищенного возгласа одного из пацанов:
– Маунтинбайк!.. Ух ты!..
Парень ехал к церкви. В этом не было никакого сомнения. Он уже миновал перекресток, где мог повернуть на главную дорогу. Он не сбавлял скорости, профессионально отметил Денисов, как будто собирался влететь в церковь через высокое крыльцо. И сделает это он с легкостью. Только сейчас Денисов как следует рассмотрел велосипед, можно сказать, в упор. Он был тяжелым, и ему явно не хватало двигателя, чтобы называться мопедом. Не нужно иметь богатого воображения, чтобы представить, как этот байк прижимает к обочине обычный велосипед и сбрасывает его с дороги.
Денисов толкнул локтем напарника:
– Смотри. Чудо природы.
– Где?
Скобликов находился на расстоянии десяти-двенадцати метров от патрульной машины. Евсиков увидел то, что не заметил его товарищ: небольшой матерчатый ранец, цветом и формой напоминавший сумку с противогазом. Может быть, в этой связи он подумал об этом парне как о дневальном. Когда он проходил срочную, ему однажды пришлось бежать через весь город домой к начальнику штаба войсковой части. И чтобы его по дороге не остановил патруль, ему к повязке помощника дежурного по штабу полагался противогаз. Слабая аналогия, но она пришла в голову старшего лейтенанта подсознательно. Но почему ранец не там, где ему положено быть, – за спиной? Он висит так, что в него легко запустить руку и что-то достать. И если одна мысль явилась к Евсикову по наитию, то другая была связана с интуицией.
Предчувствие неотвратимого. Во рту у него пересохло. Одной рукой он сжал свой автомат, другой перевел флажок предохранителя на автоматический огонь. Денисов бросил на него полный недоумения взгляд.
Скобликов освободился от велосипеда так быстро и неожиданно, что патрульные не успели моргнуть: отпустив руль, он еще и подтолкнул байк ногами, последний раз нажимая на педали. Так оттолкнуться от велосипеда и остаться стоять на земле, сохранив равновесие, мог только мастер. А байк продолжал ехать, «разбрасывая» внимание патрульных. Подхватив «бизон» правой рукой, левой Виктор нажал на кнопку приемника видеосигнала, включая его. Тотчас загорелся индикатор готовности на «раскосой» видеокамере; один ее глаз уставился на стрелка, другой – на первую жертву.
Лейтенант Денисов был ближе к Скобликову. По его лицу заметалось красное пятно лазерного прицела. Словно убегая от него, патрульный заворочался на водительском сиденье в попытке дотянуться до автомата на заднем. Он откинулся назад насколько смог, подставляя под прицел «бизона» затылок и открывая своего напарника. Этот сумбур просился называться маневром: безоружный вооружался и открывал коридор для выстрела своему вооруженному товарищу.
В ловкости и предусмотрительности Скобликов мог дать фору обоим патрульным сразу. Он сузил глаза, настраиваясь на нового, более опасного противника. Он больше не ориентировался на отбрасываемое лазером пятно, затерявшееся в одежде постового. Он поднял «бизон» выше, и видеокамера послужила ему громадной мушкой. Она скорее мешала, чем помогала, но Виктор не мог промахнуться с десяти метров, даже если бы стрелял от бедра. Надо отдать должное Евсикову. Тот успел взять автомат на изготовку и приготовился к стрельбе. Но Скобликов придавил спусковой крючок секундой раньше, и «бизон» дернулся в его руках.
Одна из пяти пуль короткой очереди срикошетировала от автомата в лобовое стекло. Любая другая для Евсикова стала бы смертельной, если бы не его бронежилет (как будто он действительно был исполосован светоотражающим материалом, а стрелок вел огонь под снопом автомобильных фар, выхвативших из темноты только эти полосы).
Скобликов повел стволом и снова нажал на спуск. Вторая короткая очередь предназначалась Денисову. Он вскрикнул, получив две пули в плечо, и резко развернулся. По большому счету, он оказался в положении водителя, попавшего в экстремальную ситуацию. Хотя он и впервые попал под обстрел, механика его не подвела. Превозмогая боль, оставляя машину на первой передаче, но выжав сцепление, он повернул ключ в замке зажигания и утопил педаль газа в пол. Он снова перекрыл видимость напарнику, но в этот раз служа ему надежным щитом.
Евсиков тоже действовал на автопилоте, позабыв о рации. Он рванул ручку наклона спинки и откинулся назад. Из такого положения можно было наблюдать за манипуляциями стоматолога, Евсиков же приготовился вести огонь из «калаша». Он изловчился и нажал на спусковой крючок. Длинная очередь прямо через заднее левое стекло могла скосить кого угодно. Но в разлете осколков стекла Евсиков не смог разглядеть ничего и никого.
Скобликов успел сменить позицию, отшагнув против хода машины, и припал на одно колено. Денисов отпустил педаль сцепления, и «шестерка», взвизгнув покрышками, рванула с места. Она отъехала всего на пять метров, и общее расстояние между ней и нападавшим увеличилось до пятнадцати. Евсиков принял горизонтальное положение, но резкий рывок машины снова отбросил его на прежнее место. Он выругался и приготовился стрелять из этого неудобного положения: лежа на спине, не видя цели. Он снова отстрелял, задыхаясь от пороховых газов, ударивших прямо в нос, через стекло, для острастки; большего он сделать не мог.
Теперь у Скобликова не осталось ни одной помехи. Евсиков предельно упростил ему задачу, высадив заднее тонированное стекло. Еще не успели осыпаться на крышку багажника осколки, а Виктор, поймав в прицел голову водителя, которая, казалось, была нанизана на короткий подголовник, отстрелял в нее двумя форсированными очередями. На подернутое паутиной трещин лобовое стекло брызнула кровь. Водитель
