пятеро.
Она еще что-то хотела сказать Михею, уже взбегая по лестнице, но поберегла дыхание. Впереди – четыре или пять лестничных маршей, а уже задохнулась. «Чертовы сигареты», – выругалась она. Надо бросать курить.
Дикарка первой поднялась на чердак. Михей задержался, прислушиваясь. Громче доносились из квартиры крики раненых спецназовцев, тише – их товарищей, спешащих на помощь. Так или иначе, преследователи задержатся, проверяя состояние раненых.
Михей, поднявшись на чердак, побежал по мосткам. Догнал Дикарку, когда та юркнула в проем. Он едва не наступил ей на голову, спускаясь.
– Стой! – осадила она его.
Снизу грохнули пистолетные выстрелы. Если три спецназовца разделились и взяли под контроль по одному подъезду каждый, то фактически перекрыли все выходы из здания.
– Что будем делать?
Михей прогнал в голове стандартный вариант: спускаться до третьего этажа, если получится – до второго. Высаживать дверь любой квартиры, обстреляв замок, и прорываться через окно. Но этот план рухнул с новыми выстрелами, и прозвучали они громче. Это было своего рода предупреждение штурмовика, основным оружием которого был «тихоня» «хеклер». Он поднялся до третьего этажа, пресекая попытку противника покинуть здание через окно. Михей покачал головой. Конечно, плотным огнем можно убрать его и на второй этаж, но на это уйдет время, район будет обложен.
Он выжал максимум из условий, которые определяли положение дел на этот момент. Инструментом ему послужил длинный арматурный прут, который он бросил вниз. Бросок оказался удачным. Прут ударился одним концом о пол балкона на девятом этаже, а вторым – в окно; задребезжав, стекло не выдержало и разлетелось.
Михей позвал Тамиру.
– Помнишь, в Италии мы прыгали со скалы на плато?..
Это было сумасшедшее время. Их забросили в чужую страну для разведывательно-диверсионной работы, а они все равно находили время для развлечений. А если честно, то все это и было большим приключением: разведывательная группа Наймушина, в задачу которой входила переброска оружия и детализация объекта, приняла диверсионные функции, когда на границе провалилась основная группа капитана Левицкого.
Они не ведали страха, носясь на байках по горным дорогам и тропам и атакуя итальянских головорезов-контрразведчиков, уходя от погони на полицейской машине и принимая вызов на морском пароме.
Инициатором прыжка стал Витька Скобликов. Он, задрав голову и заслоняясь рукой от солнца, указал на пик: «Спорим, я спрыгну оттуда?» Никто с ним спорить не стал. Даже если бы он заявил, что на спор готов вниз головой с тридцатиметровой высоты прыгнуть, – проиграли бы. А потом Михей и Тамира помирали со смеху над тщетными попытками Скоблика затащить тяжеленный байк почти на вертикальную стену. Он не поднялся и на восемь метров. Но... не отступил. Он пошел на штурм рекорда без велосипеда. «Сломает шею», – высказал предположение Михей. «У него мотор закипел. Разобьется в лепешку», – поддержала его Тамира. Но ни она, ни Михей не стали останавливать безумца – бесполезно. Он сказал, что прыгнет, значит, надо дождаться результата. «Посмотрим на прыжок сверху, – предложила Дикарка. – Веселее будет».
Они поднялись на скалу. Скоблик был белее свежего снега. Он смотрел вниз – не на острые скалы, а на покатую площадку плато. Она находилась семью метрами ниже и пятью-шестью – дальше. В общей сложности прямая падения составляла десять метров, а по сути – это был угол падения. «Не дури, – сжалилась над парнем Тамира, – расшибешься, по частям не соберем». Скоблик несколько раз подходил к краю пропасти в поисках оптимальной точки для отталкивания, то наклоняясь, то отклоняясь. Наконец совершенно неожиданно для товарищей разбежался на пятиметровом доступном участке и, оттолкнувшись, камнем полетел вниз. У Дикарки даже дух перехватило. Наверное, впервые в жизни она схватилась за сердце. Обреченное «издец» застряло у нее в горле.
Скоблик летел вниз, размахивая руками, как мифический Икар, поддерживая равновесие, строго по вертикали, с прямыми ногами, солдатиком. А вот и контакт с землей. Ноги Скоблика подогнулись; показалось, одна быстрее другой. От того отчаянного прыгуна повело в сторону, и он перевернулся через плечо. И еще раз, сгруппировавшись плотнее. Он вскочил на ноги, но, потеряв от ряда кульбитов ориентацию, не сразу отыскал глазами товарищей. И махнул им рукой, радостно рассмеявшись и приглашая последовать своему примеру. Тамира покачала головой: «Не-а». Она была сумасшедшей, но не чокнутой.
...Михей сказал Тамире: «Помнишь, в Италии мы прыгали со скалы на плато?» – потому, наверное, что даже поступки погибшего товарища жили вместе с совершенными действиями Михея и Тамиры. Его прыжок был их прыжком. Разящий удар Михея, ставший последним для Трампа, посвящался Витьке: «Это тебе за Скоблика, сука!»
Дикарка поняла Михея с полуслова.
– Наверное, у нас нет другого выхода.
Она не высказала своих мыслей вслух: «Если разобьемся, то вместе».
Антона Черикова крупно трясло. Маска в районе носа и рта пропиталась влагой настолько, как будто он спал и видел сладкий сон, пустив слюну. Рация плевалась криками и стонами Оганезова. И замкомандира не мог избавиться от ощущения, что отделение попало в засаду. Ударное ядро его уже не штурмовало объект, а яростно отбивалось. Что там, черт возьми, происходит?! В чей адрес летит грязная брань командира: «Сука! Вот стерва!»
– Перекройте им выходы из дома!
Оганезов перешел на бытовой язык, назвав объект домом, заметил Чериков, крепко сжимая в руках «хеклер». Оганезов продолжал орать:
– Они уходят верхом! Будут выходить через первый, второй или третий подъезд. Других путей у них нет. КОНЧАЙТЕ с ними!
Пусть невнятная, истеричная, но это была команда к действию. Черикову оставалось только распределить роли. Он и его напарник оставили свои «теплые» места и вошли в подъезд. Чериков на ходу отдал распоряжение Андрею Хрымову – одному из тройки, взявшей под контроль тыловую часть здания:
– Слышал командира?
– Да, – прохрипел Хрымов.
– Бери первый подъезд.
– Есть!
Хрымов в свою очередь определил места для подчиненных и первым бросился к углу здания. Он автоматически выбрал тактику «длинного отступления», которая давала ему возможность сдерживать натиск противника, отступая от него. Но вначале нужно было занять высоту. Он, вслушиваясь в звенящую пустоту подъезда, преодолевал марш за маршем, держась стены, шаркая по ней амуницией, чтобы не попасть под обстрел через широкий просвет между перилами. И постоянно докладывал в рацию: «Я на втором этаже. На третьем». Четвертый этаж. «Они здесь!»
Хрымов услышал невнятный шум и четкий металлический стук. Он представил, как «отыграла» лестница под чьим-то весом. У него было два варианта на выбор: дать знать о себе, выстрелив из пистолета и тем самым загоняя преступников обратно на чердак, либо дождаться их здесь, на четвертом этаже, отыграв время. В последнем случае он здорово рисковал – это даже без учета фактически ликвидированной верхушки подразделения. И поступил разумно, «по-еврейски»: зачем ему приносить в жертву себя? Он выстрелил вверх из пистолета. Как отреагируют на это преступники? Что они предпримут? По сути, уже сейчас все пути к отступлению у них отрезаны.
Опасно. А кому нет? Хрымов понял, что у Черикова и его напарника самая безопасная позиция. Вдвоем они перекрывали путь виртуальному противнику, тогда как материальный уходил в ином направлении. С другой стороны, они первыми смогут оказать помощь раненым товарищам.
...Когда Михей и Тамира подбежали к краю крыши, голова закружилась даже у Михея. Он смотрел на землю с высоты девятиэтажного дома. Не стало легче и от того, что он перевел
