пресытился ювелирными украшениями, то немного устал от них. Еще лет пять назад он покупал и дарил драгоценные украшения своим постоянным любовницам, женщинам, с которыми у него была мимолетная связь.
Анвар огляделся в холле. Здесь всегда царила деловитость, даже в отсутствие служащих. Сюда не проникал шум с улицы; при желании сюда не мог проникнуть ни один солнечный лучик.
Справа от лестницы, ведущей на второй этаж, висел в рамке снимок Сесила Родса, первого президента компании «Де Бирс». Анвар усмехнулся. При посещении этого заведения он всегда надеялся хоть на малейшее преображение первого президента знаменитой алмазной компании. Но нет, Родс все в том же кургузом пиджачке, галстуке и белой рубашке. Этот портрет, на котором выпускник Оксфорда смотрел чуть в сторону камеры, всегда напоминал Анвару предсмертный. Все дело в усах. Они походили на стрелки часов и показывали восемь часов двадцать минут. Будто они остановились, отмерив последние мгновения жизни основателя компании «Де Бирс».
Анвар изучал историю основания фирмы. Поначалу разрозненные факты, затем объединенные в книги он считал захватывающими, как роман, потом – поучительными, сейчас мог назвать их банальными. Откуда появилась эта фирма? Надсмотрщик из колонии Оранжевой реки нашел алмаз в сухой выработке. Похожие находки были сделаны на фермах Дутойтспан, Булфонтейн и Де Бирс. Названия этих ферм, которые переселенцы-буры основали в дикой местности, вскоре стали известны всему миру, как и названия алмазных шахт. Одним словом, ферма превратилась в фирму, как иной раз дурнушка превращается в красавицу.
Анвар перевел взгляд на другой портрет, на котором неизвестный художник запечатлел еще одного президента «Де Бирс» – сэра Эрнста Оппенгеймера. Куинси причислял себя к потомкам великого реформатора и частенько, вот как сейчас, рассказывал «семейную» историю. Анвар вздохнул: принести обещанную вещицу – дело минутное, но Джон Куинси затягивал процедуру лишь для того, чтобы его дом походил на дом-музей сомнительных отпрысков Оппенгеймера. Анвар мысленно обул его в музейные тапочки и сам переобулся, и сама картина приобрела реалистичные черты.
– Эрнст учредил в 1930 году компанию «Даймонд Корпорэйшн Лимитед», – с менторскими нотками рассказывал хозяин дома. – Идея, которая вызвала к жизни это новое учреждение, состояла в том, что алмазы привлекательны для покупателя не просто как нечто прекрасное, но и в качестве конвертируемых долгосрочных авуаров[7]. – Куинси выдержал обязательную паузу. – Отсюда следовало, что желательно контролировать цены на алмазы, и компания была создана как раз с этой целью.
«Сейчас он скажет, что в практику вошли контрактные сделки, гарантировавшие производителям стабильную цену даже при падении спроса», – подумал Анвар. И не ошибся. И не мог ошибиться. Он слышал это много раз.
– В практику вошли контрактные сделки, гарантировавшие производителям стабильную цену даже при падении спроса, – сказал Куинси.
Анвар улыбнулся и произнес про себя: «В наше время алмазы из Южной Африки, из Австралии, из России поступают в Центральную сбытовую организацию в Лондоне, где их сортируют и продают через сайты. Акции проводятся четыре раза в год и собирают ведущих торговцев и гранильщиков со всего мира, которые закупают партии необработанных камней и отправляют их в свои страны для огранки».
– А вот и обещанная вещица, – словно воспрянув духом, сказал Куинси.
В его доме-мастерской было принято, чтобы готовую вещь представляли два человека – хозяин фирмы и финишер. Именно он заканчивает работу над камнем.
Большой камень имел так называемую бриллиантовую форму и был дополнен двумя симметрично расположенными конической формы алмазами огранки «багет». Оправа из золота белого и желтого цветов придавала ему чуть желтоватый оттенок, «заигрывание» с ним еще двух алмазов добавляло ему еще капельку небесной синевы.
– Да, это работа мастера, – покивал Анвар, давая оценку финишеру. Тот поклонился и ушел, унося на губах довольную улыбку.
– Цена бриллианта…
Анвар не слушал Куинси. Он держал в руках коробочку с шелковой обивкой, где в углублении лежало кольцо. Он любовался им, и с каждым мгновением, с каждым отражением камней в его темных глазах оно нравилось ему все больше и больше.
Ему захотелось купить кольцо.
– Ты уже оценил камень в оправе, правда? – проявил небывалую нетерпеливость Куинси. – Разумеется, вес его мы определим без оправы.
Возможно, эта поспешность, которую Анвар посчитал грубоватой, повлияла на его решение.
– Это кольцо стоит тех денег, которые ты за него запросишь. Не знаю, кто станет его владельцем, но мне будет приятно вспоминать о том, что я был третьим человеком, который увидел его. Прекрасная вещь.
Куинси насторожился. «Почему, – подумал он, – Анвар отказался от вещи, которая ему понравилась, и он готов был вынуть из кармана чековую книжку? Цена изделия? Но он не обмолвился о стоимости украшения».
Ювелир мысленно выругался. Он, черт возьми, готовился к сделке, его не покидала уверенность, основанная на длительном и плодотворном сотрудничестве, даже дружбе с Анваром Эбелем, что кольцо найдет своего хозяина сегодня; и уже неважно, в половине одиннадцатого утра или на двенадцать часов позже – но в чуть расширенном составе. Куинси для оформления сделки пригласил оценщика, который непременно проводил оценку ювелирных изделий для Эбеля. Он рассчитывал на красивый и плодотворный вечер.
Что случилось? Куда исчезло выражение из глаз Анвара, говорящее: «Я беру это кольцо»?
Шестидесятилетний Куинси вспомнил, как десять лет назад он сбывал Анвару традиционные для семнадцатого века цепочки «шатлен» – так звали жену владельца замка, которая носила при себе все ключи на подвешенной к поясу цепочке. Подобные изделия ювелиры Куинси отделывали так богато, что они превратились в изящные подвески. Порой к ним приделывали пару застежек, чтобы можно было носить печатку, кулон. «Шатлены» Анвар дарил любовницам; и, насколько помнил сам Куинси, никто другой, кроме его постоянного клиента, не считая чокнутых русских нуворишей, «шатлены» не покупал и не заказывал.
Куинси не рискнул еще раз взглянуть в глаза Анвара. Он с тоской смотрел на черный футляр, облагороженный белым шелком. Сейчас Анвар закроет крышку, и в гостиной раздастся звук захлопнувшейся крышки гроба. Нет, его бизнес на этом не заканчивался, кольцо будет продано. Куинси взволновало собственное поведение, которому он еще не дал оценку, и настрой гостя. Ему показалось, произошел разрыв их отношений. А этот факт грозил обернуться убытками. Поскольку не только в Хургаде, но и в других городах Египта знали знатного клиента Куинси, впрочем, как и самого ювелира, некоторые предпочитали покупать украшения именно у него. Собственно, Куинси размышлял о дополнительной живой рекламе. При таком раскладе он был готов отдать кольцо даром, лишь бы не потерять клиента.
И тут появилась другая мысль: Анвар повел себя так, а не иначе для того, чтобы получить уникальное кольцо бесплатно.
«Боже, я мертвецки пьян», – вздохнул Куинси.
Сегодня он не притронулся к коньяку, который пил вместо кофе и не пьянел. Он потянулся к изящному графинчику и налил крепкий напиток в два бокала.
– Выпьем, Анвар, – предложил Куинси, шотландец по происхождению, родившийся в Штатах.
Эбель будто подслушал «ювелирные» мысли хозяина и улыбнулся:
– За что поднимем бокалы, Джон?
– Ты гость, тебе решать, – уклонился от ответа Куинси.
– Выпьем за удачу. – Анвар отпил глоток и поставил бокал на стол. В левой руке он по-прежнему держал футляр с кольцом.
В этой позе его и застал служащий ювелирного дома. Он подошел к хозяину и что-то тихо сказал ему на ухо. Куинси кивнул. Перевел взгляд на гостя.
– За дверью стоит твой помощник. Не знаю почему, но он отказался позвонить тебе по телефону. У него срочное сообщение для тебя. Я распорядился, чтобы его впустили. А мне придется на время оставить вас
