Особо охраняемый объект

наедине. Я вспомнил об одном неотложном деле. Не беспокойся, я спущусь, чтобы попрощаться.

«Действительно, странно, – думал Анвар. – Почему Садык не позвонил мне по телефону?» С другой стороны, неужели дело такой важности, что он решил побеспокоить хозяина во время его деловой встречи? На Садыка, да и на других, кто работал на Анвара Эбеля, это было не похоже.

Садык появился перед хозяином через полминуты. Он был бледен, с пересохшими губами, с расширенными, как после дозы наркотика, зрачками. Анвар не стал спрашивать, что случилось, он ждал, когда Садык сам даст объяснения своему странному виду и поведению. И словно заразился от подчиненного волнением.

«Ну, чего ты ждешь?» – ожег Садыка глазами Эбель.

Похожее состояние им овладело, когда ему сообщили о смерти матери. То же самое он испытал, получив известие о кончине отца. Он так глубоко в душе запрятал другое сравнение, что побоялся вытащить его наружу. Может быть, оттого, что кто-то с лицом умалишенного заставит его пережить самые острые, покрытые кровью и обильно политые слезами моменты жизни.

Садык сделал то, чего раньше себе не позволял: пересел ближе к хозяину и, положив руку ему на плечо, сильно сжал.

– Я принес хорошую новость, хозяин. Пожалуйста, успокойтесь. – Он еще крепче сжал его плечо. – Мы нашли ее.

– Кого вы нашли? – спросил Анвар, чувствуя, казалось, каждый волос на голове.

– Сабиру. Вашу дочь. Она жива, хозяин.

Руки Анвара задрожали. На глаза навернулись слезы. «Этого не может быть». То был то ли шепот, то ли прорвавшиеся наружу и заговорившие мысли. Он только сейчас заметил, что, поддавшись порыву Садыка, крепко сжал пальцы, смял футляр с кольцом. Когда он разжал кулаки, поднял голову, то увидел обескураженного Куинси. Тот озадачился еще сильнее, когда Эбель вынул из изуродованного футляра кольцо, поцеловал его и тихо произнес:

– Я покупаю его. Назови любую цену, Джон.

– Что-то случилось? Вместе с футляром ты сломал кольцо? – пошутил Куинси.

– Случилось. Кольцо принесло мне счастье.

И мысленно добавил: «Наверное… Но я так хочу в это верить».

Он за руку попрощался с ювелиром и на ходу кивнул Садыку: «Пойдем».

Слуга едва успевал за хозяином, который открывал за него двери, и едва сам не сел за руль «Серебряного Серафима» фирмы «Роллс-Ройс».

Едва водитель тронул машину с места, Анвар потребовал у Садыка:

– Рассказывай.

– Хозяин, то, что вы услышите, вам может не понравиться.

– А есть ли у нас выбор? Тебе – рассказывать. Мне – слушать. Ты сказал: Сабира жива. Ради этих слов и я жил эти годы. Погоди, Садык, ты так ничего и не понял. У нее была трудная жизнь?

– Да. Все эти годы она была в России, в Москве. Последние четыре года ее домом были улица и тюрьма. – Садык тяжело сглотнул. – Сабира зарабатывала на жизнь проституцией.

Анвар схватил слугу за грудки и несколько раз ударил его кулаком в лицо.

– Что ты сказал?! Что ты сказал?! – с каждым ударом выкрикивал он.

Когда он отпустил Садыка, по щекам Анвара потекли слезы. Он получил счет за все свои грехи. Но видел в этом и счастье…

2

Посреди двора, похожего на внутренний двор хургадского отеля «Дезерт Роуз», раскинулся лагуной бассейн с зеленоватой водой. Он походил и на лиман, поскольку во времена незапамятные был образован морем в низовьях реки, которая давно не существовала. Водоем уходил вдаль, изящно изгибаясь вдоль летней кухни, откуда доносился пряный вкус готовившегося на открытом огне блюда, и терялся из виду в небольшой молельне с островерхой крышей.

Впервые за долгие годы Анвар не решился перешагнуть порог молитвенного дома, куда не дозволялось входить никому, кроме уборщика, мальчика лет четырнадцати.

Эбель сидел на одном из сотен камней, обрамляющих берега его лагуны. Он не знал, что делать: благодарить или проклинать бога. Он понимал, что такое состояние продлится до тех пор, пока он не увидит Сабиру. Только ее близость, ее глаза подскажут ему ответ. В то же время Эбель лукавил перед самим собой. Он послал богу тысячи благодарностей – но вдали от молельни, украшенной разноцветными лентами, где у выхода бил из мраморной стены фонтанчик родниковой воды.

Он не считал себя набожным человеком. Как и многие люди на этой земле, он в равной степени проклинал и воздавал хвалу богу, а потом в тиши храма просил у него прощения. Так случилось и в этот раз.

Никто из прислуги не посмел потревожить хозяина. Он сидел, склонив голову, лицом к молитвенному дому, спиной к озеру. В пятидесяти шагах от этого места к крохотному островку, на котором умещались лишь столик и несколько стульев, вел горбатый мостик, построенный лучшими столярами Хургады, доведенный до совершенства лучшими краснодеревщиками.

Зная, что за ним наблюдает хотя бы пара глаз, Анвар встал с камня, отряхнул брюки от невидимой пыли и неторопливой походкой направился к острову. Его руки скользили по полированной поверхности перил мостика, ноги утопали в ковре из шелковой пряжи, расстеленном от его начала до конца.

Анвар занял место за столиком, где всегда стояли свежие фрукты, напитки, цветы. Через минуту к нему подошел слуга, прислуживающий за столом.

– Коньяк, холодную воду, – велел хозяин. – Позови Садыка.

Работник лет тридцати послушно наклонил голову и поспешил выполнить распоряжения хозяина.

Анвар пил коньяк, водку, виски, разбавляя их водой, и в маленьких дозах. Он на дух не переносил ароматизированные напитки и всегда пользовался чистой холодной водой. Она давала спирту обжечь язык, гортань – но только на коротенькое мгновение, затем тушила, сглаживала чуть неприятное чувство, оставляя свежее, как ночной ветерок, послевкусие.

Запотевшая бутылка ледяной воды. Бутылка коньяка комнатной температуры. У Анвара были свои представления о культуре пития. Когда ему не спалось, он выходил на балкон и, подставляя грудь под освежающий поток ветра, наслаждался своим любимым напитком.

Он указал Садыку на плетеный стул:

– Садись.

Подчиненный устроился напротив хозяина и сцепил руки.

– Ваши главные свидетели – люди с вокзала?

– Да. Есть еще несколько человек, которые подтвердили их слова, слова друг друга. Никто из них не знает, как Сабира попала в Москву. Все очевидцы утверждают, что пять лет назад ее привезли из Петербурга какие-то парни. Она осталась без… опеки в четырнадцать, – подобрал он безопасное определение, помня о побоях. – Как я уже говорил, она два года была обитательницей московских трущоб – их хватает в центре города. Тверская – главная улица Москвы – красива лишь фасадом, а жилье там ветхое. Изнанка, одним словом.

Анвар покивал. Он хорошо знал Москву.

– Кто сейчас присматривает за девушкой?

– Али и его люди. Они сняли для нее недорогую гостиницу.

– Недорогую? Что это значит?

– Ту, что она сама пожелала, хозяин. При железнодорожных вокзалах есть дешевые гостиницы, и расположены они в пассажирских вагонах. Каждое купе – номер. Али с нее глаз не сводит. Об этом не беспокойтесь, хозяин.

– Меня беспокоит другое – прошлое Сабиры. Передай Али следующее: через два дня моя дочь должна оказаться на родной земле.

И только сейчас он потребовал от Садыка предоставить ему снимки девушки. Он открыл стандартную пачку из-под фотобумаги, когда его подчиненный поравнялся с молельней, а потом скрылся за ней.

Он в равной степени боялся увидеть красавицу, чудовище, посредственность. Боялся своих глаз и чувств, которые отвергнут Сабиру. Эбель никак не мог взять себя в руки.