выкрадывали. За право им обладать лишали жизни. Предполагалось, что «Шаммурамат», похищенный из частной коллекции в Индии больше ста лет назад, был продан арабскому магнату и владельцу металлургического комбината Рагаху. Правление комбината перешло к его дочери по имени Камелия, но в конце восьмидесятых прошлого столетия компанию признали банкротом. Камелия бесследно исчезла в сентябре 1990 года, во Франции.
Матвеев получил доказательства существования отчасти мифического камня, хотя доказательства его существования предоставил сам полковник Красин – он бы не стал гоняться за призраком, тянуть пустышку. «Так вот, значит, что стало причиной смерти Хакима Рауха», – без труда пришел к выводу Матвеев. Бывший помощник Анвара Эбеля, не выдержав тягот лишения свободы, заключил сделку с контрразведчиком Красиным. Какое же доказательство привел Хаким, чтобы полковник ФСБ поверил ему? Какое-то очень веское, осязаемое. Но это не так важно. Важно другое – как и по каким каналам Красин надеется реализовать камень, который просился называться восьмым чудом света, если, конечно, он сам увидит свет. И – в продолжение этой темы: «В белый свет как в копеечку». То есть в действиях Красина не было ничего, что делалось бы наугад. Его риск был оправдан. И он не ограничивался лишь похищением камня. В тот момент, когда Красин сказал об истинном задании и изменил план операции, санкционированной руководством службы безопасности, он стал вне закона.
Матвеев глубоко вздохнул и покачал головой. Он с трудом верил в свои умозаключения, но от логики никуда не деться.
2
Особо охраняемая комната находилась в главном доме имения, на втором этаже. В представлении Дикарки она походила на очаг, нарисованный на холсте. Она не раз была там, отметила броню двери сейфового типа и марку производителя: «Карл Виллих и сын». Она видела, как однажды Анвар заходил в хранилище. Просто подошел к двери, и она открылась перед ним, словно была оборудована фотоэлементами или, что больше подходило, откликнулась на волшебное слово, и Сезам открылся. Но до этого Эбель сидел за компьютером, и Дикарка сделала важный вывод: управление запирающим устройством осуществлялось с клавиатуры. В то время Тамира находилась в приемной в компании личного секретаря Анвара, молодой женщины, у которой не было строгого рабочего графика, а приходила она на работу по звонку Эбеля.
Гостиная походила на приемную крупного банкира, нечто вроде суперсовременного салона. Слева от двери мраморные колонны с прямоугольным сечением стояли близко друг к другу, были соединены между собой звуконепроницаемым, но прозрачным стеклом, представляя собой стену. Дожидаясь хозяина, сидя на диване или в кресле, можно было видеть его за рабочим столом, напротив вечно зашторенного окна.
Сейчас, поджидая, когда освободится Анвар, Тамира в очередной раз отмечала детали, которые упустила раньше. За это время она не сделала ни одного лишнего движения, взгляда, ничего, что выдало бы ее заинтересованность. Она листала журналы – в основном спортивного содержания: автогонки, теннис, гольф – с такой скоростью, будто ей дали задание подсчитать количество страниц в красочно иллюстрированных изданиях. Она скороговоркой спрашивала себя: «Что? Что дальше? Что, я так и буду слоняться по имению?» Она вспомнила о птице в золотой клетке и решила взять это выражение на вооружение.
– Обещай мне одну вещь, – сказала она Анвару, когда тот освободился и проводил ее в кабинет.
– Обещаю, – сказал он. – Что бы ты ни попросила.
– Не наказывай Луку. Он назвал мне свое настоящее имя… Джабари, кажется.
– А что такое с ним? – Анвар удивленно выгнул бровь. – Или… с вами?
– Я заскучала. А Лука единственный человек, которого пусть через посредника, но я здесь знаю. Он неплохой парень. Мы пили пиво, болтали. Если бы не встреча с ним, я бы сошла с ума. Я не мечтаю о воле, просторе, мне общения не хватает. Я привыкла общаться с разными людьми. Одни оказывались никудышными, другими я бы топила печку зимними вечерами, третьи оказывались вроде бы ничего. Я тебя хотела спросить: тебе не скучно в твоем царстве?
– В моем царстве теперь нет места скуке. Чего ты хочешь? Пообщаться с Лукой? – Анвар жестом руки указал на дверь. – Иди.
– В общем, можно пообщаться и с ним, но он помешан на компьютерах, а в я них ни бум-бум. Он наскучит мне за два дня. Я сойду с ума, если он начнет приобщать меня к своему бзику. Знаешь, я купила билет в кино, когда кинотеатр уже закрылся. Но мне всегда становится легче оттого, что лично тебе я принесла несколько минут счастья. Не спорь со мной. Скоро ты разочаруешься во мне, начнешь покрикивать. Ты не знаешь моего характера. Вообще-то он называется норовом и похож на мои ногти – смотри, какие они длинные и острые.
– Говори, не останавливайся. – Анвар откинулся на спинку кресла и слушал Дикарку с улыбкой на губах. – Мне нравится, как ты говоришь.
– Расшифруй.
– Ты говоришь искренне. Ты испорченная девчонка, но в тебе нет ни капли фальши. Я люблю тебя, Сабира. Я скорблю по семнадцати годам, что не видел тебя, я проклинаю их. Но из меня не выжать те два года и эти три недели. Это продолжительность моей жизни.
Анвар встал, наклонился над девушкой и поцеловал ее в лоб.
На языке вертелось: «Отныне в твоем распоряжении мой шофер, мой личный телохранитель, никчемный Лука. Сегодня ты сможешь брать в магазинах все, что тебе понравится, а финансовые вопросы будут решать люди, о которых я сказал. Завтра… Завтра будет особенный день. Мои адвокаты готовят документ, который сделает тебя владелицей этой виллы. Ты наследуешь часть моих денег, недвижимого имущества. Не думай, что я тороплюсь, – я наверстываю упущенное. Прости меня, Сабира, если сможешь».
Но он не решался и не торопился произнести эти слова. Понимал, что рано, но не мог четко объяснить почему. Он был обязан ограничить ее свободу, относиться к девушке так, словно действительно наверстывал упущенное, – против воли, против логики. Он понимал, что не может поступить иначе. Понимал, что эта девушка для него чужая, а родную дочь он давно похоронил. Странное состояние, замешанное на недоверии, на жизни и смерти.
Часто он заменял слово «чужая» «больной», и тогда все становилось на свои места. Тогда он мог оперировать однажды произнесенным:
А по ночам он просыпался в холодном поту. Ему снился один и тот же сон: пучина, беснующиеся в ней водоросли, страшный гудок танкера, неумолимо приближающегося к воронке, и чем ближе корабль, тем меньше он становится, а на границе спокойной воды и омута он уменьшается до размеров игрушки. Анвар силится перекричать женские стоны, вырывающиеся из пучины, привлечь внимание капитана: «Там моя жена!.. Ребенок!» И – самое страшное. В центре водоворота появляется синяя рука покойницы и хватает игрушечный корабль. Мгновение – и все исчезло в глубине. Вода успокоилась. В чуть покачивающихся водорослях заиграли разноцветные рыбы.
Тамира неожиданным для Анвара откровением выбила себе пропуск на встречи с Лукой. И, не теряя времени, позвонила Красину. То был незапланированный звонок, заставивший Сергея напрячься, а потом насторожиться. По договоренности Тамира была обязана предупредить о звонке текстовым сообщением – действие, в общем-то, лишнее, потому что существовала вероятность экстренного звонка.
– Почему ты звонишь?… Только не говори, что все пропало – гипс снимают, клиент уезжает. Алло?
– У меня есть готовый план операции. Я не могу передать его по телефону. Мне нужно ваше разрешение на повторную встречу с Лукой. С его компьютера я передам детальный план дома и подробный план операции. У него полно периферии, включая сканер, который мне понадобится.
– Почему ты спрашиваешь разрешения? – Ощущение настороженности не спешило покидать Сергея.
– Хочу разделить риск с вами. Мне так спокойней. Когда я думала, что спасаю заложницу, мне было в сто раз легче.
– Ты меня убедила. Задействуй Луку, детка. И не провались.
Сергей нажал на клавишу отбоя и подозвал Полякова.
