Эх, сейчас бы увеличить ход, подумал Сергей, ведя носитель на предельной скорости. Но ничего, даже таким темпом можно успеть пересечь гидрофонное заграждение и даже добраться до скалистого острова. А там… трава не расти. Там уже следующий этап операции. Там…
«За кем ты идешь, Сергей? За врагом или другом?»
Тогда он не ответил на этот вопрос. И сейчас не захотел бы отвечать на него.
Шрапнельные звуки становились все тише и реже. Когда ПСД обогнул остров с его западной стороны, все прекратилось, в том числе и внеплановый сброс глубинных бомб. Пожар на барже был потушен. Возможная атака подводных террористов «предотвращена».
Глава 14
Былое и думы
Окно в камере Якова было обращено на север. Разумеется, он не выбирал для себя камеру, но так для него было удобнее: он всегда смотрел в сторону… Нет, не родины, а просто базы, в сторону тех, кто остался там. Точнее, кого он оставил у тех берегов. И все же они были родными.
Сегодняшним утром – по подсчетам капитана, не было и восьми – с противоположной стороны форта раздался отдаленный грохот взрыва, вернее, его отголоски, принесенные ветром, и нечто, напоминающее беспорядочную стрельбу – словно маленький кузнечик стрекотал за окном.
Сердце в груди екнуло – вроде бы беспричинно, но какая-то протяжная тревога, смешанная с ожиданием, в груди осталась надолго. Она не покидала его и во время завтрака (здесь кормили два раза в день и всегда вареной рыбой), и во время часовой прогулки.
Он не переставал ломать голову над тем, что могло случиться в порту. Несмело, робко, гоня эту мысль прочь, все же связал происшествие со своими флотскими друзьями. Но в который уже раз повторился: «Кому я нужен?» Разве что недругам. А вот эта мысль пришла в голову совсем недавно. Он уверенно предположил, что сенатор Воеводин остался на своем месте, по-прежнему контролирует органы внешней разведки, в курсе многочисленных спецмероприятий. И вот он узнает, что командир спецгруппы, работавший на него и предавший его, остался в живых. И он единственный, кто знает, на какие счета ушли деньги покойного Али-Шарифа. Он единственный, кто сможет вернуть сотни миллионов долларов, привезти тот вагон с золотом. Что предпримет бывший генерал КГБ, человек, по сути своей, коварный и мстительный?
Тут Яков горько усмехнулся:
И все же, если узнает, предпримет ли попытки к освобождению? У него два пути – дипломатический и силовой. На последнем он обжегся, да так сильно, что его, пожалуй, лишили кресла в Комитете. Ну да ладно, это вопрос второй, хотя и не последний.
Хотя нет, кроме этих двух путей, у него был третий: устроить освобождение при помощи денег. Пусть он затратит миллион, но получит то, за чем гонялся несколько месяцев, безусловно, рискуя при этом. Но без риска и больших денег не увидишь – они всегда ходят рука об руку.
Получит то, за чем гонялся? Да его хватит паралич в самом конце этой гонки.
Думая об этом, Яков часто терял нить размышлений и все чаще жалел о листке бумаги и карандаше: вот две вещи, которые не дают мыслям путаться, ведут их дальше, разматывают строчку за строчкой, один вывод за другим. А так он действительно запутывался, и его мысли шли по кругу. Похоже на склероз, однажды подумал он. И на миг похолодел: ему показалось это предвестником сумасшествия. Он не так давно в одиночке – всего три месяца, но кто знает, как люди сходят с ума. Также он почувствовал в груди нарастающее беспокойство, как приступ аритмии.
Сегодня с утра он был более-менее спокоен, но сумятицу внесло какое-то происшествие в порту. Наверное, ничего серьезного, поскольку расписание его содержания не изменилось и положенное время он провел на свежем воздухе.
Тюрьма, выросшая на Черепашьем, действительно напоминала знаменитый форт Баярд у Ла-Рошели: та же овальная форма с типичным для большинства тюрем внутренним «квадратом». Окна камер выходили как во двор тюрьмы, так и на внешнюю ее сторону. Охрана небольшая – около тридцати человек, но и заключенных не так много – восемьдесят с небольшим. Бывало, камеры ломились от обилия узников, особенно во время войны с Ираком, когда каждого второго военного подозревали в измене и изолировали на «черепашке».
Сейчас наступают времена «холодной войны», точнее, «ледяной», поскольку более теплая против Ирана идет давно и успешно. Того гляди, камеры снова начнут разбухать от заключенных, а в полуподвальных помещениях, которые во время нагонных ветров наполнялись водой, вновь зазвучат одиночные выстрелы.
В этих, нижних, камерах уже давно сделали отверстия, которые остроумные надзиратели прозвали дренажными трубами. Когда ветер стихал, вода из камер уходила через дренажи и не нужно было ждать, когда она сама собой рассосется, а до прорубки отверстий она почти никогда не рассасывалась. От этого и фундамент разрушался. На каждом таком отверстии решетка с прутьями в руку толщиной.
К одной из них, пользуясь поднявшимся ветром, подплыл Кашинский. Если бы у него был на спине плавник, его бы наверняка заметили. А так он, находясь на минимальной глубине и ползя по дну, как гигантский тритон, удачно «подполз» к основанию. Тут можно было передохнуть: патрульных катеров не видно, да и из помещений тюрьмы его не разглядишь.
Кроме стандартного вооружения – ножа, пистолета и автомата, – у Кашинского был не совсем обычный инструмент, называемый «пилой Джигли», также она известна как «десантная струна». Этой струной с алмазным напылением можно в один миг срезать голову или за несколько мгновений перепилить ногу в бедре вместе со штаниной. Годилась она и для перепиливания таких вот здоровых с виду прутьев.
Диверсант перекинул один конец струны через чугунный прут и взялся руками за Т-образные рукоятки. Он работал методично и не спеша, держа струну в одной плоскости. Сколько он прутьев – и деревянных, и металлических – перепилил за время учений, не счесть.
Периодически на водолаза накатывала волна и накрывала его с головой. Отфыркиваясь через дыхательную трубку, Тритоныч продолжал свою работу. На подстраховке был его единственный напарник и командир двойки Сергей Перминов. Он, дабы не тратить запасов драгоценной дыхательной смеси, нашел себе место среди гладких валунов и поляны водорослей, в которых в своей черной и блестевшей от воды одежде он маскировался не хуже тюленя. Его с той же периодичностью накрывали волны, он, как и Тритоныч, дышал через дыхательную трубку с прямым загубником.
