Осада продлится недолго, она будет исчисляться минутами. «Фрогмены» встретят сопротивление двадцати бойцов гарнизона в довольно просторном помещении.
Они работали на «примитиве» – лишь автоматы, пистолеты и ножи. Им не хватало гранат, хотя бы парочки, которые облегчили бы им работу. И словно компенсируя этот пробел, спецназовцы сопровождали каждый выстрел, каждую очередь громкими бессвязными выкриками. Задавили гарнизон еще и психологически.
Опустошив по рожку, оба ушли из сектора обстрела по обе стороны двери и быстро сменили магазины. Света от месяца, который пришел на рогах и пьяно блуждал среди чернеющих облаков, хватало, чтобы обменяться красноречивыми жестами и словами.
По подсчетам Перминова, они с Тритонычем положили шесть-восемь человек; трое корчились буквально у их ног. Оба довольно точно представляли ситуацию: гарнизон форта, подвергшийся внезапной атаке с одной стороны, поспешит к другой. Исключалось, что кто-то воспользуется окнами: они были забраны толстыми решетками.
«Давай!» – кивнул Сергей Кашинскому. Диверсанты, опустившись на колени, дали по нескольку коротких очередей вдоль помещения караулки. И снова не безрезультатно. Беспорядочный ответный огонь из автоматических винтовок и крики, стоявшие в задымленном от пороховых газов помещении, показали, что еще несколько человек, по крайней мере, тяжело ранены. А остальные снова попрут на выход – они попали в капкан толпы. О том, чтобы занять оборону, они не думали по причине охватившей их паники. Диверсанты изначально завладели преимуществом, не давая противнику второго, и последнего, шанса внезапной атаки: ожесточенному сопротивлению.
В таком состоянии кто-то попытался выйти на связь с береговой базой. Перминов выстрелил на голос. И снова удачно.
И еще одна пауза. Опять пришла пора менять магазины – последние. Отработанные спаренные рожки полетели в сторону.
Теперь спецназовцы стреляли форсированными очередями и не так часто, ставя перед собой задачу выгнать остатки гарнизона на пирс. Оттуда у них был только один выход – в море.
И им это удавалось.
Когда в последнем рожке осталось не больше десяти патронов, Сергей уже точно знал, что дерзкая атака, длившаяся около пяти минут, принесла ожидаемые результаты: в караульном помещении никого не было.
– Давай, Серый, – поторопил товарища Кашинский, – ступай за Яковом. А я дочищу здесь.
Чуть поколебавшись, Перминов хлопнул Кашинского по плечу:
– Добро.
Не спится… Уже третий день не идет сон. «Грешно зазывать его в такие минуты», – явилось отжившее.
Лена, сполоснув лицо холодной водой и избегая своего отражения в зеркале, вернулась в комнату. В комнату, где проводилось тестирование.
«Разве так бывает? – спрашивала она себя. – Хоронишь человека, а он оказывается живым. Рвешь с ним связь, а она восстанавливается. Невольно строишь, чтобы жить дальше (жизнь-то не кончается), какие-то планы – пусть они даже просто будничные, – а они рушатся. Но полностью ли восстанавливаются и до основания ли рушатся – вот в чем вопрос. И как на него ответить, если по одну сторону воскрешение, а по другую – конец?
И кому раскрывать объятия – воскресшему, чудом избежавшему смерти или прежнему?
Но прежнего не возвратишь. Как и сама она уже никогда не будет прежней. Что-то сломалось в душе, надломилось в сердце. Хоронила-то она любимого, с незапятнанной репутацией человека, а теперь вот вынуждена ждать совсем другого, незнакомого. С неузнаваемыми глазами – и на этом хватит».
Подмена, подумала она. И еще раз повторила про себя: «Подмена».
И вдруг поймала себя на мысли, что не столько ждет, сколько оттягивает момент встречи. Не оттого ли гонит сон, который обворует ее на час, два или больше?
И когда это началось? После беседы с Бобровым или раньше, когда она в упор спросила Сергея: «За кем ты идешь, Сергей?..»
Только теперь она поняла, что он не мог ответить на этот вопрос.
Она встрепенулась: вообще, откуда взялись такие патриотично-комсомольские мысли? Нет, надо было заглянуть в зеркало, наверняка она бы увидела на голове красный платок, а на груди значок с профилем Владимира Ильича.
«Нет, все будет хорошо». Она, опьяненная бессонницей, улыбнулась впервые за несколько дней. Хорошо потому, что
Непросто. Сложно. Как и все в этой жизни.
Она заснула с так и понятой ею фразой: «Я использую его». Она то ли спрашивала, то ли отвечала.
Сергей представлял, что будет твориться в камерах, но такого гвалта, похожего на усиленный динамиками чаячий гомон, вообразить себе не мог.
Крики заключенных, просивших об освобождении, заглушали тот единственный голос, который он хотел услышать.
Сергей бежал по кольцу первого этажа форта, притормаживая у каждой двери и крича:
– Яша! Капитан!
Мгновение – и он бежал дальше.
