Хруст врезавшегося в шейный позвонок ножа, и последний бандит падает к ногам Пантеры.
Все. Можно плакать, можно смеяться. Можно отмыть лица и руки, поливая друг другу из фляжки. Или, как в кино, оставить все как есть и припереться в расположение роты перепачканными кровью вампирами. Все равно.
– База, «один-двенадцать» на связи. – Скумбатов держал в руках документы, извлеченные из карманов убитого бригадного генерала. – Пиши высоту… Обнаружил и уничтожил отряд Хамзата Турпалова. Личность установлена. Помощь не требуется. Конец связи. – Один-Ноль убрал радиостанцию и протянул руку к Пантере: – Дай докурю.
Обжигая пальцы, одноглазый лейтенант тянул горький дым, чувствуя на обветренных губах кипящую табачную смолу.
– Не грусти, командир, все пройдет, – улыбнулся Пантера, достав еще одну сигарету. – Знаешь, мне сон странный приснился. Будто Запевала вернулся. Правда, постаревший. Собирает он нас и давай гонять по плацу. Мы вышагиваем, честь ему отдаем. А он вдруг поворачивается и уходит – прямо за горизонт. И фигура не меняется – вроде и близко он, и в то же время далеко. Я думаю, к чему мне это приснилось? – Пантера помолчал. – Сон-то неплохой, правда?
Один-Ноль кивнул:
– Странный просто.
– Это не Запевала был, – сказал Скутер, – это…
– Скутер, это не она была, – упредил его Подкидыш. – Повремени со смертью. – Он пристально вгляделся в лицо Скумбатова и спросил: – Что у тебя с глазом?
Один-Ноль тронул веко, поморгал, посмотрел в небо…
– Да вроде ничего.
– Я про другой глаз спрашиваю, – рассмеялся Подкидыш.
Скумбатов хмыкнул и спросил:
– А усмехаюсь я криво?
– Криво, – подтвердил Подкидыш. – Все мы криво усмехаемся.
Готовясь к разговору, молодой человек с манерами карьерного дипломата, одетый в темно-серый костюм и строгий галстук, положил перед собой на столе черную кожаную папку, сбоку от нее пристроил дорогую перьевую ручку. Распечатав пачку сигарет «Winston», он надрезал ногтем акцизную марку, а снятую слюду и фольгу положил рядом с пепельницей. Секретарь-машинистка Эйдинова, одетая едва ли не как горничная, поставила перед ним чашку горячего кофе. Молодой человек улыбнулся и поблагодарил ее.
За его священнодействиями наблюдали полковник Эйдинов и два генерала: Борис Прохоренко и Евгений Зубахин, находящиеся в кабинете начальника профильного отдела. Все четверо расположились за столом, торцом примыкающим к пустующему столу Владимира Николаевича, представляя демократическую ячейку. Чересчур демократическую: генерал-майора Зубахина следовало поставить в угол кабинета лицом сразу к двум стенкам.
Зубахин на данный момент представлял собой раскаявшегося человека, готового к сотрудничеству с военной контрразведкой. Он уже познакомился с особенностями работы профильного отдела, по достоинству оценил профессионализм похожего на хомячка полковника, в течение получаса имел возможность слушать начальника Управления генерал-майора Прохоренко. Теперь настала очередь познакомиться с молодым человеком, чьи манеры и внешность отчего-то внушали Зубахину безотчетный ужас. Хотя, казалось бы, что может быть хуже ареста и собственного признания, которое не принесло облегчения, а лишь усугубило чувство страха и неопределенности.
Молодого (ему было чуть за тридцать) человека звали Николаем Григорьевичем Постновым, он имел должность, позволяющую ему никогда и ни за что не отвечать. Зато знал так много, что ему могла позавидовать целая группа шифровальщиков из Ясенева. Он был посредником, связующим звеном между военной контрразведкой и Советом безопасности.
Посредники нужны не только в бизнесе, они необходимы и в государственном управлении. Через посредников чиновники высокого ранга выражают свои пожелания (более понятные как приказ) прокуратурам, судам, комиссиям, палатам. Посредники – проверенные и надежные люди, они скромны и неприметны, они не кричат и не приказывают, они молча выслушивают и тихо рекомендуют. Они очень компетентные люди, с ними порой советуются их боссы; «власть черпает свои карты из колоды посредников». И наконец, посредники не только связующие звенья, но и изоляционные щиты – межведомственные, межструктурные и тому подобные.
Отхлебнув из чашки, Николай Григорьевич прикурил сигарету и посмотрел, ровно ли тлеет уголек. Офицеры ФСБ незаметно переглянулись. Конечно, как и у любого человека, у Постнова имелись свои странности, но не более того. Николай Григорьевич считался умным человеком. Его хорошо знали оба, так как до недавнего времени тот в звании майора замещал руководителя группы одного из отделов контрразведки ФСБ. Он не копировал чей-то имидж, просто вдруг заматерел сразу и неожиданно, когда его подтянул к себе нынешний руководитель Совбеза, а его военная выправка так же резко поменялась на вальяжную осанку государственного служащего высокого ранга.
– Евгений Александрович, – мягким голосом произнес Постнов, обращаясь к Зубахину, – меня зовут Николай Григорьевич. Ведомство, которое я представляю, вам знать необязательно. Я приехал сюда затем, чтобы вы лично мне подтвердили правдивость ваших признаний. Вплоть до мелочей. От этого зависит очень многое. Даже судьба вашего ребенка. Он учащийся коллежа в Париже, если я не ошибаюсь?
Зубахин глубоко вздохнул и кивнул.
– У него могут возникнуть проблемы, – продолжал Постнов, не меняя тона, – поэтому мы в кратчайшие сроки обеспечим вашего сына надежной охраной. Он даже ни о чем не догадается. Понимаете, о чем я говорю?
Генерал подумал о том, что основные методы террористических организаций и спецслужб идентичны.
Он кивнул и бросил взгляд на Эйдинова, словно от полковника зависела его судьба. Впрочем, так оно и было до недавнего времени. До того момента, когда на допросе Зубахин сообщил весьма ценную и
