нужны копии телеграмм?
Чеченец взял бумаги, пробежал глазами и убрал в карман.
– Я вам что-то должен?
– Да, – подтвердил Борович, – вы должны мне кассету. Но размером побольше, чем та, которую вы получили. Вы знаете, какой сюжет меня интересует. Но с одним условием. Распространяйте запись где угодно – в СМИ, в Интернете. Но не раньше 20 апреля. А мне видеозапись нужна уже завтра. У меня свой интерес в этом деле.
– Меня это не интересует.
Ян Баник стоял на коленях. Руки пленного немца были скованы за спиной наручниками. Перед казнью ему разрешили побриться, дали поесть.
Он знал, что случится через минуту. А может, меньше. Это случится в тот момент, когда стоящий за его спиной человек в маске закончит говорить. Вначале он говорил по-чеченски, потом перешел на арабский. Когда заговорил по-русски, пленный понял, что это одна речь, озвученная на трех языках. Чтобы поняли и земляки этого бандита, и обращенные к Чечне исламистские террористические группировки, и все русские. И если бы он знал немецкий язык…
В груди пусто, холодно. Лед подбирается к затылку и словно замораживает голову, шею. Как будто организм самостоятельно готовится к своей первой и последней анестезии. Делает все, чтобы смягчить боль. Но первое прикосновение ножа будет болезненным, очень болезненным.
Немец не понимал, почему так резко изменилось отношение к нему. Его содержали в нечеловеческих условиях, в сыром подвале, где он был прикован к железной трубе. Там же он наговаривал на пленку все, что требовали от него похитители. Переговоры шли долго, трудно; и Ян не мог не чувствовать, что дело идет к завершению и вскоре он окажется на свободе.
Он полгода в плену. Однако некоторые проводят и год, и два. И выходят на свободу, пусть не здоровыми, но живыми.
Почему сорвались переговоры? Что случилось?
Пусто, холодно. Человек в маске заканчивает свою речь.
– …И вы увидите, как сдохнет эта немецкая собака. И любая другая, защитники которой вознамерятся шутить с нами. Аллах акбар!
Все. Баник почувствовал резкое движение за спиной, уловил дыхание на затылке.
Он в последнее мгновение неожиданно подал тело вперед и в сторону. Он упал на грязный пол и напружинил горло до судорог, до хруста в сухожилиях и венах, до боли в мышцах. Он пополз, извиваясь, вдавливая подбородок в грудь. И молчал, боясь потратить силы.
За эти полгода у него отросли длинные волосы. Сейчас чья-то рука рванула их с такой силой, что у пленника из глаз брызнули слезы. Он лежал на боку с вывернутой вправо головой, и нож под острым углом вонзился ему в шею.
Природная «заморозка» не действовала. Она отступила под тугим горячим напором крови, который прорывал ее мнимую защиту.
Что-то оборвалось не в распаханном горле, а в середине груди. Ноги дергались в предсмертной судороге сами по себе, руки – в ином ритме, не столь судорожном. Пальцы то сжимались, то разжимались. Словно немец сжимал невидимую грушу, качая то ли воздух, которого смертельно не хватало, то ли кровь, которая фонтаном била во все стороны…
Мертвые глаза Баника смотрели прямо в объектив видеокамеры. Долго. Не меньше минуты. Потом его отрезанную голову бросили рядом с телом.
Александр Борович нажал на кнопку, и видеокассета выползла из магнитофона. Она торчала в нем, как прикушенный язык казненного немца. Генерал подхватил ее ухоженными пальцами и вернулся за стол. Глядя на Марту, начал вынимать пленку. Вскоре перед Боровичем выросла коричневая горка. Он долго мял непослушные кольца в руках, после чего положил в пепельницу и поджег.
Марта сидела не шелохнувшись. Она не отрывала взгляд от роскошного немецкого телевизора. Наверное, потому что получила приказ смотреть, еще будучи в Дрездене. Смотреть и уже ничему не удивляться.
– Хотите, чтобы я прокомментировал?
Она встрепенулась и покачала головой: «Нет». Удивительно спокойным голосом произнесла:
– Я все увидела.
Она долго будет нести ком, стоящий в груди. До гостиницы, до своего номера, до туалета. Горькая тяжесть выплеснется из желудка и нальет свинцом голову.
Она смиренно приняла от генерала сигарету, прикурила от его зажигалки, кивнула в знак благодарности, стряхнула пепел в пепельницу. Прямо в прах Яна Баника.
Марта хорошо помнила его по фотографиям, по видеозаписям, которые просматривала вместе с его женой Деми, обратившейся к ней за помощью 12 октября прошлого года. Она угощала ее вином – тем же бургундским, которое она презентовала Боровичу и Артемову. Но не по своей воле. Это Фридрих Бергер посоветовал «подмазать русских». Мелочевкой, которая настраивает, располагает, помогает…
Марта видела много казней, снятых на пленку. Порой намеренно, закаляя себя, чтобы быть готовой к самому худшему. Но ни разу не видела казни своих клиентов. Это первый случай в ее практике, но случай особый: смерть Баника буквально косилась на Каролину и Карла.
Немка знала поговорку: русские долго запрягают, но быстро едут. Сейчас же вспомнила или сама придумала другую: чтобы лошадь шла в одном направлении, вожжи нужно держать натянутыми. Или держать в узде. А Марту еще и подхлестывали.
– Я могу идти? – спросила она.
– Конечно, – отпустил ее Борович. – Снова пойдете на выставку «Москва – Берлин, Берлин – Москва»?
